Гернштадт, готовившийся к новой специальной командировке, всячески помогал Ильзе Штёбе. 24 декабря 1940 года он обратился к начальнику отдела Разведуправления с рапортом:

Товарищ подполковник! Я только что получил письмо от «Альты», в котором она сообщает мне, о чем и почему она просила Разведуправление. Желание ее состоит в том, чтобы, совершенно не отрываясь от работы для нас, выехать на несколько месяцев из Берлина в немецкий курортный городок Эгер. В своем письме она как раз просила меня поддержать ее в этой просьбе. Мне неизвестно, приняло ли Управление какое-нибудь решение по этому вопросу. Тем не менее я со всей настойчивостью хотел бы поддержать эту просьбу «Альты» по тем причинам, которые она искренне излагает в своем письме ко мне и разъясняет более понятно нашему человеку в Берлине.

Дело в том, что с 1 января «Альту» увольняют с работы. В Эгере ей предлагают место, которое, во-первых, явится хорошей крышей для нашей работы, во-вторых, предоставит ей возможность продолжить журналистскую работу. И в этом тоже заложены большие преимущества для нас.

Состояние здоровья «Альты», к сожалению, настолько плохое, что, по заключению врачей, она вообще не должна работать в течение зимы. Она должна принимать процедуры в Франценсбаде. Этот город расположен в нескольких минутах езды от Эгера. Работа «Альты» в Эгере представляет единственную возможность продолжить лечебные процедуры, хотя бы в незначительной степени, но не прерывая нашей специальной работы.

Кроме работы с «Арийцем», которую «Альта» будет по-прежнему вести из Эгера, она через каждые три недели будет приезжать в Берлин и оставаться там на 8 дней. Для нее представляет большие вербовочные возможности протекторат, расположенный недалеко от Эгера. Об этом я ей как раз собираюсь написать.

По поводу личности «Альты» не может быть никакого сомнения. Ее новое предложение является максимумом того, что может сделать «Альта» для восстановления своего здоровья. Опасность будет состоять не в том, что (даже после того, как «Альта» переедет в Эгер) «Альта» упустит что-нибудь в нашей работе, а напротив, в том, что она за счет продолжительной работы окончательно переутомит себя еще больше и мы можем ее потерять.

Поскольку время не терпит (приближается 1 января 1941 года), то я прошу Вас, товарищ подполковник, дать «Альте» телеграмму, в которой согласиться с ее предложением переехать в Эгер, если такого сообщения ей не было дано раньше. Одновременно я хочу поблагодарить вас за заботу, которую вы проявили в октябре и предоставили ей возможность выехать на несколько дней в Франценсбад для продолжения лечения.

«Арбин».

Рудольф Гернштадт написал этот рапорт 24 декабря 1940 года. Гитлер уже утвердил план операции «Барбаросса». 28 января «Альта» сообщит «Бине» основные положения этого плана. Узнав о замыслах Гитлера, «Альта» приняла решение остаться в Берлине, активизировать работу с «Арийцем» и источником «Хир», которого она завербовала самостоятельно и устроила на работу в министерство иностранных дел Германии.

Центр не мог согласиться с просьбой «Альты» о ее переезде в Эгер и, понимая ее затруднительное положение со здоровьем, предложил все-таки организовать лечение в германской столице, выделив для этих целей необходимые финансовые средства.

В первой половине 1941 года «Арбин» успел написать «Альте» еще два письма. Она отправила, видимо, тоже два ответа. Найти удалось только один, от 25 апреля 1941 года:

Дорогой старый друг!

Придет время, когда я отблагодарю тебя за твое письмо. А сейчас я хочу ответить на твое письмо пункт за пунктом с тем, чтобы не упустить ничего, что тебя интересует. И наконец, нужно использовать случай. Первый абзац твоего письма посвящен теме моей поездки в Эгер. Так что, если я начну с него, то я, так сказать, сообщу важнейшее из всего того, что хочу тебе сказать.

В Эгере я, к сожалению, никогда не была. Мое предложение тогда было «оборотом почты» отклонено, так что я еще не приступала к тому, чтобы начать подготовку. То, что я была огорчена, ты, безусловно, поймешь. Для тебя также понятно и то, что я охотно осталась на прежнем месте. В то время, как первые три месяца этого года я не имела постоянной работы, я снова делала интервью и выполняла другие мелкие работы. Между прочим, меня интересовало нечто новое. Но все связанное с местонахождением, не соответствовало мне. К счастью, на сегодня можно чувствовать себя в некоторой степени свободной, работать и в то же время иметь возможность выбирать, поскольку не являешься «служебнообязанным».

«Служебнообязанным» может быть каждый, и может остаться им навсегда: пойти на фабрику, встать у конвейера, копать картошку или делать еще что-нибудь в этом роде. О работе в такой «организации» не может быть и речи. И я искала свое место в жизни и каждый раз приходила к выводу, что ничего не найти «редакторского». Ты знаешь почему.

Антипатия к писанию, действительную причину которой ты знаешь, сегодня в моей душе выражается еще ярче. И это понял также наш Шлингель[32]. Он решил, что при условиях сегодняшнего дня с меня уже хватит заниматься пропагандой. Однажды он предложил мне побеседовать с одним из его друзей из промышленных кругов. Я сделала это, написала статью, которая всем понравилась. В результате я получила место, которое занимаю с 1 марта. Теперь я – руководитель иностранного вербовочного бюро на заводах Лингнера в Дрездене. В конце концов, рекламы Одоля делать легче, чем рекламировать «взятие под защиту чужих государств». Если бы ты знал местные условия, то ты бы сказал то же самое, что и опытный руководитель отдела иностранных реклам И. Г. Фарбен. Когда он узнал, что занимаю этот пост, он заявил: «Следовательно, нужно сказать, что если Лингнер – Верке решил предоставить этот пост женщине, то – снимай шляпу перед ней». Да, мой дорогой, так обстоят дела. Очень счастливой назвать себя не могу, потому что мне приходится чертовски трудно. Моя работа начинается четверть восьмого. То есть я встаю в 6 часов утра. Работаю официально до половины пятого. Но если бы захотел меня найти, то ты бы нашел меня здесь даже и в половине седьмого. Ты же знаешь – рекомендация обязывает выполнять свои служебные обязанности предельно качественно. Наше предприятие ограничено, что, разумеется, облегчает мне возможность освоиться с новой работой. Ты понимаешь что-нибудь в рекламе? Имеется ли там у вас что-нибудь подобное? Напиши мне как-нибудь об этом, я не могу себе представить такое явление в ваших условиях, потому что там нет конкуренции, в которой необходимо побеждать более обширными стендами, плакатами, более красивыми объявлениями, более рафинированными идеями, еще более крупными подкупами. Как мало мы все-таки знаем о вас, о вашей жизни и как мы чувствуем вас именно сегодня!

Итак, далее о Дрездене. У меня есть секретарша, которой я часто диктую длинные и сложные письма. Я веду длинные переговоры с нашими чертежниками и составителями текстов. То, что, наконец, эти тексты я выражаю хорошим немецким языком, тебя не удивит. Кто мог иметь лучшую подготовку, чем я? Прежде всего, это опыт, который я получила, работая с Классиком[33].