Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня кто-то говорит, возвышаясь и радуясь или делая это из-за кажущейся необходимости, лишая жизни вставшего на пути, а завтра сам слышит очень похожие интонации, сжимая в кровь завязанные руки, матеря судьбу, человека стоящего сзади с удавкой, ножом, пистолетом, то и просто металлическим прутом или битой, которую после содеянного, скорее всего не выбросит, но оставит для услаждения своей гордыни и напоминания о миге осознания себя не «тварью дрожащей, а право имеющей», мига, когда он смог переступить через страх Божий, даже не поняв что это такое! Переступить, чтобы потом, уже сидя на скамье подсудимых прийти к выводу что содеянное тщетно, и сделано в погибель души своей, и для испытания тяжелейшего, растянутого на всю жизнь, причем не только свою, но и многих близких, любимых, родных, и что тоже многое поменяет в их, предполагаемым иным, будущее.
Не было в нем сожаления к тем, кто позволял себе приговаривать к смерти и убивать других, и он точно знал, что не стал бы ничего менять, представься ему такой случай, но горе тех, кто остался, вызывало как минимум сопереживание и соболезнование. Именно это и не давало ему делать все хладнокровно и не задумываясь, но пропуская все через себя.
Слишком много он пострадал сам, и не понаслышке знал насколько это не переносимо! Тогда какой смысл?! Он ведь не считал себя не «санитаром», не спасителем и даже не имеющим на это право. Мог ли он остановиться после первого раза? Кто знает, обычно ответ на этот вопрос очевиден только после попытки. После устранения «Усатого» и его близких особенного облегчения испытанно не было, но…, но определенный самому себе долг, был выполнен, что и явилось подталкивающим, может быть и не необходимым, но точно достаточным, условием. К тому же было совершенно понятно, что не в своих только интересах «Юрок» предпринимал то, что предпринимал. А выяснить, и значит доделать до конца было возможным, лишь делая то, чем он, старший лейтенант в отставке, был занят, причем все время замечая – подобные действия присяги не изменяли, а присутствие «Седого», вроде как и придавало некоторый смысл, о котором, читающие могут лишь рассуждать и предполагать.
В результате всех этих измышлений разум, лежащего сейчас в луже и ожидающего своей очередной цели, «Солдата», приходил к одному и тому же выводу: «Смыслу этих убийств противоречило лишь следующее за ними горе для родственников. Товарищи же погибших в душе, зачастую, больше радовались, потому как со временем занимали их места с соответствующим повышением прибылей, доходов и долей, зачастую в десятки раз. А раз так, то на весах остаются одинаковые противовесы, ведь люди становящиеся его жертвами, как любил говаривать Олег Пылев «не дети из песочницы» и сами были причинами гибели других, а значит таких же бед и несчастий. А как известно, при прочих равных, «минус» на «минус», дает плюс!
Возможно и даже скорее всего – это ущербная философия, но прибегающий к ней имеет ли другие логические цепочки, рассуждая и находясь не вне системы, а в самом, что называется, ее центре. К тому же было и еще одно успокаивающее условие. Все кому не лень называли происходящее войной или немного принижая происходящее – войнами, а дальше каждый на свой лад: бригадными, воровскими, беспредельными, за «свое» и так далее… А это слово, как нельзя лучше было понятно «Солдату», и тем более закрывало вопрос о жертвах, ведь и не сведущему очевидно, что пока жива «голова» гибнут члены «тела», но лишь только убирается главный, как вопрос решается сам собой и смерти прекращаются.
ТАК НЕ ГУМАННЕЕ ЛИ СРАЗУ БИТЬ ПО ГОЛОВЕ И ПРИЦЕЛЬНО?! Скольких бед и несчастий можно избежать, сколько трагедий можно предотвратить и сколько сохранить жизней?! К тому же смерть одного может стать предупреждением для других, правда такое случалось не часто, и поначалу мерцающие, но сами плывущие в руки власть и деньги редких не смогли соблазнить.»…
…Размышления прервал шорох послышавшийся не вдалеке и вдруг затихший. Подождав две – три минуты, медленными движениями, почти не различимыми в темноте, «Сотый» приподнялся и почти на корточках двинулся выяснять причину.
Сегодня он ждал больше обычного – уже на два часа, ноги затекли, но слушались и не создавали нежелательного шума, очень осторожный и медленный шаг – один в 15–20 секунд. Метров через десять-пятнадцать начала различаться фигура прислоненная к дереву. Обходя ее с тыла, Алексей определил по очертаниям силуэта Павла:
«Что он здесь делает? Явно не ищет его, что бы поздравить с днем рождения… (тем более он зимой, а не осенью). Что же тогда?!» – Автомат остался на месте лежанки, ножа с собой не было, да и надо-то было всего напугать его, что бы подобное больше не повторилось, но это в том случае, если его привело любопытство…
Вдруг послышался звук двигателя и фары подъезжающего автомобиля резанули по лесу – возвращаться Алексею было поздно, да и казалось необходимым сначала выяснить, что этому «перцу» здесь нужно. Уже почти подкравшись сзади, он разглядел в левой руке чуть блеснувшую вороненую сталь, что интуитивно остановило:
«Пусть действует.» – Напарник двинулся прикрывая звуки своего движения работающим двигателем… Уже была видна лежанка, о точном месте нахождении, которой Павел знать не мог и скорее всего шел наобум.
«АК» Солдат оставил неприкрытым и тот установленный на небольшие «сошки», отбросил еле заметную, но определяющую лежанку тень, от света, все еще паркующейся машины, несмотря на то, что почти весь был обмотан старой ветошью.
Парень хоть и не обладал хорошим зрением и даже водил машину в очках, но что-то заметил. Быстрое изменение, заставило его застыть, а вновь пробежавший по лесу свет фар испугал в конец и он выстрелил с характерно приглушенным звуком в предполагаемого стрелка, исходя из местоположения оружия. Если бы «Сотый» лежал, то Павел не нашел бы ни его, ни оружие, но находясь под, пусть и приблизительным, прицелом, стрелок мало что смог бы сделать. Сейчас уже подкравшись сзади и разумеется все поняв, Алексей нанес сокрушительный удар под основание черепа, хозяин которого рухнул, словно никогда и не стоял. Еще два движения и бывший напарник или надсмотрщик – как угодно, успокоился навсегда, дальше мысль работала моментально, но казалось, что не быстрее, чем он двигался.
Прильнув к оружию и прицелившись в выходящего, из наконец-то, удобно припаркованного джипа, мужчину, опознав его как заданную цель, выстрелил. Прозвучал слабый, растворенный в воздухе, хлопок и почти одновременно клацанье, от возвращающегося и досылающего патрон в патронник, затвора. Невдалеке хлюпнула, упавшая, но не зарывшаяся из-за слипшейся под дождём листвы, отработанная гильза. Затем последовал второй выстрел, в почему-то не сразу бесконтрольно упавшего, но застывшего на коленях с опущенной головой и безвольно болтающимися руками, «авторитета», после чего тот сложившись пополам, упав, исчезнув из поля зрения стреляющего.
Далее, не ставя на предохранитель, аккуратно приладил отработавшее оружие к телу лежащего рядом, в позе стрелка, Павла, таким образом, что бы осматривающий место преступления человек, мог понять, что перед ним действительно стрелявший. Вложил боевую рукоять автомата в голую руку и именно в левую – погибший был левшой, вынул документы и очки из внутреннего кармана его куртки и, конечно, забрал пистолет. Необходимо было найти гильзы от ТТ, но на это не хватало времени и Алексей уповая на то, что милиционерам не нужны будут эти факты, ведь преступление раскроется по «горячим следам», и скорее всего гильзы пропадут, что бы не было лишнего, затоптал свои следы и рванул в сторону припаркованной за лесным массивом «Нивы».