От этой последней мысли мне хотелось завыть. Как им пришло в голову следовать за мной? Они должны были сначала нанести визит Кэролайн. Я позвонил ей и ждал ответа, слушая гудки. Пять, десять, пятнадцать мерзких гудков. Было одиннадцать тридцать утра. Кэролайн не включила автоответчик. Я подождал еще пятнадцать гудков. И тут, когда я уже было собрался повесть трубку, на другом конце провода ее подняли.

– Да?

– Кэролайн?

– Что? – Я не узнал ее голос – глухой, полный ненависти, гораздо грубее, чем я когда-нибудь слышал.

– Это Портер.

– Да?

– Я тебя разбудил?

– Да. И я не желаю, черт побери, чтобы кто-нибудь трезвонил по восемьсот раз, когда я сплю.

– Привет, это…

– Позвони мне позже.

Она грохнула трубку. Я тут же судорожно нажал кнопку повторного набора. Она сняла трубку, но ничего не сказала.

– Кто-нибудь заходил поискать…

– Да. Я сказала, что у меня ее нет.

– Они ушли?

– Ну, сначала они мне не поверили.

– А потом?

– А потом поверили. Им для этого хватило всего лишь пары минут. Эти сволочи могли бы меня убить. – Она тревожно всхлипнула. – Теперь ты понимаешь, почему я так боюсь Хоббса. После их ухода я чуть не позвонила тебе.

– Но у тебя нет моего домашнего номера, – напомнил я.

– Странно. – Ее голос звучал горько. – Но я беспокоилась. Я проверяла по справочной.

– Телефон не включен в телефонную книгу.

– Да. Совершенно недосягаем.

Нужно было изменить характер разговора, а то она снова бросила бы трубку. Мне не приходило в голову ничего оригинального.

– Ладно, почему ты так злишься на меня?

– Почему? Ты еще спрашиваешь почему? – взвилась она. – Да потому что до тебя только полдвенадцатого утра дошло, что у меня, возможно, возникли некоторые затруднения. Ты, вероятно, раскладывал чертовы сахарные кукурузные хлопья и лил молочко в мисочки для кашки своим детишкам и целовал на прощание свою очаровательную женушку, отправляясь на работу, а я в это время могла бы валяться на кухне мертвой с ножом в шее!

– Да, такое вполне могло случиться.

– Ну?

– Но ведь не случилось же.

– Тогда что же, черт возьми, так задержало тебя?

– Мне пришлось объяснить жене, почему я не хочу завтракать.

– Что? – заорала она. – Это все?

– Еще мне пришлось объяснять, почему в нашей постели оказалась кровь, кровь на снегу у дома, в лопнувших капиллярах моего левого глаза, на волосах, на рубашке, на галстуке и в унитазе.

– Ох, вот черт!

– Вот именно!

– Заткнись!

– Я полагаю, мне действительно придется заткнуться на несколько дней, пока моя яичница не превратится снова в яйца.

Она рассмеялась:

– У тебя все в порядке?

На моем туалетном столике стояла фотография Лайзы. Я взял ее в руки.

– Я трюхаю на трех колесах, но со мной все в порядке.

– Ну и хорошо. – Она вздохнула, и я услышал, что она закурила. – Что ты сказал жене?

– Я сказал, что трое парней набросились на меня и отняли деньги.

– И она поверила тебе?

– Не знаю.

Я слышал, как она выдыхает дым. «Я никогда бы не смогла снова выйти замуж».

– А как же Чарли? Что с этим недотепой?

– С этим недотепой? Ну…

– Подожди, давай поговорим о пленке, которая нужна Хоббсу.

– Давай.

– Скажи мне наконец правду – ты действительно не знаешь, где она или у кого?

– Не знаю, – прошептала она. – Понятия не имею.

– Ты можешь солгать мне еще миллион раз в других вещах, но, пожалуйста, на этот раз скажи мне правду.

– Я готова.

– Отлично. Что Саймон делал со своими записями?

– Таскал их с собой повсюду, оставлял в своей машине, они были с ним в Лос-Анджелесе и в его офисе здесь. Ну не знаю я, не знаю.

– Следовательно, кто-нибудь мог бы сделать копию?

– Думаю, это возможно. Но он не терял вещей. Он был безалаберным, но ничего не терял. К тому же он здорово ревновал меня, поэтому просто не допустил бы, чтобы именно та пленка ходила по рукам.

– Что на ней заснято?

– Уф…

– Предполагаю, что это вы с Хоббсом трахаетесь, что-нибудь вроде этого?

– Но я действительно никогда не видела эту пленку. Мы не… ну, главным образом мы просто разговаривали.

– Что в ней самое компрометирующее? Я имею в виду Хоббса.

– Не знаю. Правда мы в основном просто разговаривали. Пустая болтовня между девушкой и австралийским миллиардером – типичный, видишь ли, случай.

Это было скверно.

– Кто заправляет всеми делами Саймона?

– Адвокаты.

– Это сложно?

– Очень.

– Здесь, в городе?

– Да.

– У него есть состояние?

– Ну…

Она явно темнила, не будучи уверенной, стоит ли рассказывать мне о финансовой структуре своей жизни.

– Кэролайн, я уже знаю, что твоя квартира принадлежит доверительному фонду, который распоряжается от имени Саймона, и что она стоит два и три десятых миллиона долларов. Между прочим, ежегодные налоги на нее составляют девяносто тысяч.

– Откуда ты все это знаешь?

– Репортеры знают все. Итак, я хочу просмотреть распоряжения Саймона в адвокатской фирме. Ну, скажем, сегодня в час дня. Позвони им, пожалуйста, объединим усилия.

Она сообщила мне название фирмы.

– Одна из лучших.

– Не понимаю, чем может помочь адвокатская фирма, – сказала она. – Это просто куча счетов и бумаг.

– Ну что ж, взгляни на это дело так: ты сняла что-то на пленку, потом Саймон ее забрал. Если бы он ее уничтожил, у нас не было бы сейчас неприятностей. Если бы он отдал ее, это, по твоим словам, противоречило бы его характеру. У него не было причин продавать ее, денег ему хватало с избытком. По-моему, это означает, что он сохранил пленку, он ею дорожил. Быть может, в своем финансовом плане он сделал…

Кэролайн рассмеялась:

– Саймон? Да он ничегошеньки не мог держать в порядке. Он ужасно относился к деньгам. Ничего в этом не смыслил.

– А ты-то сама что-нибудь смыслишь в денежных делах?