Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Силы покинули Агигат, она тихонько плакала, боясь разбудить детей и свекра… Слезы без остановки катились по ее лицу, но она не в силах была поднять руку и вытереть их. Вспомнились «новости», которые мелькали на всех каналах телевизора в последнее время о боях за город Шушу, об отступлении, о беженцах из Карабаха, о гибели сотни солдат и офицеров в боях за Лачин.
Но почему и, как ее родной брат оказался там, она не могла понять, только вспомнила, как разволновался старший брат Эльхан, когда в последний раз приезжал к ней в гости, и она спросила его о среднем брате. Старший из всех ее братьев сам командовал танковой бригадой на Агдамском фронте и вел тяжелые бои, но, услышав ее вопрос, не смог сдержать волнения и выкурив подряд несколько сигарет, обняв сестру за плечи, сказал:
— По моим сведениям он, где-то в горах Карабаха, а где точно, никто не знает.
— Как она не пыталась расспросить его подробно о судьбе брата, но тот больше ничего не сказал, и уехал в свою танковую часть, где обстановка тоже была сложной.
Не мог же Эльхан рассказать сестре, что в ночь с 7 на 8 мая армяне собрав в кулак все свои войска, тысячи наемников из Сирии, Ирана, Канады и России, а также из других стран, при поддержке 366 полка российских войск, оставленных в Карабахе, вероломно напали на спящий город Шуша. Как брат двое суток отбивал яростные атаки превосходящих сил противника.
А когда среди защитников города оставалось несколько десятков человек, в прямом эфире, через телевизионную студию обратился к азербайджанскому народу с просьбой прийти к ним на помощь. Баку так и не услышали его мольбы, там продолжали веселиться и отмечать праздник «День Победы» над фашизмом, когда армянский фашизм в этот самый час зажигательными снарядами жег святыню Карабаха.
Как брат кричал в эфире, обращаясь к нему с просьбой взять автомат и пойти в атаку со стороны Агдама, чтобы как-то оттянуть силы армян от города Шуши. Не мог же Эльхан рассказать сестре, что, услышав о просьбе своего брата, он имеющимися резервами бросился в бой, чтобы помочь ему, но было уже поздно. С высоких гор в пригороде Агдама были видны зарева пожарищ над Карабахом, где дрался брат.
Когда появились первые беженцы из Шуши, он расспрашивал каждого о его судьбе, но никто толком не мог сказать, что стало с комбригом. Одни говорили, что он погиб в первые часы боя, другие утверждали, что его захватили в плен, а третьи уверяли, что видели в горах отряд смельчаков, которые ушли в партизаны. О том, что брат воевал отважно, говорили солдаты, уцелевшие в боях и вырвавшиеся из ада. Они в один голос утверждали, что новый командир прибыл в город слишком поздно, много сделал для организации обороны Шуши и прилегающих к нему сел, но так и не успел подчинить себе разрозненные отряды, действующие на его направлении. Говорили, что боями управлял, умело, храбро, проводя контратаки малыми силами, всегда в атаку шел первым, нанося противнику большие потери. Силы были неравные, но командир не отступил, как добровольческие отряды различных партий, а оставался со своими Бакинскими ребятами в городе. Что потом стало с ними, никто из них не знал.
Ничего этого не мог рассказать Эльхан своей сестре, как она не уговаривала его поделиться с ней, так и уехал на фронт мстить за своего брата. Из рассказов беженцев из Шуши, Эльхан узнал, что его брат не покинул город, как все. Он остался с небольшой группой солдат, спасать жителей горных деревень от уничтожения.
Последние радиоперехваты разговоров армянских радистов указывали на то, что в тылу у них действует неуловимый отряд, которого, предупреждали радисты, надо опасаться.
Вспомнив обстоятельства расставания со старшим братом, Агигат стало все понятно.
— Значит, это про него люди в селе говорили, что офицер из России приехал в Шушу и продал ее армянам, а потом и Лачин продал. Другие рассказывали о героическом парне, который со своим малочисленным отрядом, удерживал город Шушу несколько дней, просил помощи, но никто не услышал их. Тогда тот, взяв остатки своих отрядов, ушел в горы и партизанит там, помогая выводить из окружения жителей сел, забытых правительством и местной властью. Рассказывали, что за голову того парня армяне готовы были выложить несколько сот тысяч американских долларов, но никто не предал его, и он продолжает воевать в горах, наводя ужас на захватчиков Карабаха.
Чем больше она вспоминала, тем отчетливее понимала, что все эти рассказы связаны непосредственно с ее родным братом.
Так в слезах и раздумьях она просидела до утра. Барашки в стойле и корова в хлеву стали подавать сигналы, что их пора доить и выпускать на волю. Она медленно встала и пошла на зов скотины, еще больше осунувшись и постарев за последние несколько часов.
Когда она вернулась, брат брился возле умывальника, водитель стоял рядом с ним и держал в руках полотенце.
— Вы что собираетесь уезжать, да? — спросила она, подходя к ним. Поставила на стол ведерко, со свежим парным молоком.
— Дел много сестра, в Баку мне надо, поквитаться кое с кем — сказал полковник, ополаскивая лицо холодной водой. После сна он выглядел бодрее, и на лице его играло подобие улыбки.
— Но я, потом, обязательно заеду к тебе, только не переживай — как можно, нежно сказал он, видя, как изменилась в лице сестра. Агигат стала хлопотать, готовя завтрак, а полковник, переодевшись в свою полевую форму, уже выстиранную, немного влажную, сидел и беседовал со стариком, когда во двор зашел его бибишкин (тети) сын Акиф.
— Кто к нам приехал, — подходя к полковнику и протягивая руки для приветствия, сказал Акиф, сияя свой ослепительной улыбкой. Полковник встал, сделав несколько шагов навстречу родственнику, крепко обнял того. Акиф был небольшого роста, худенький в плечах мужчина 55 лет, недавно вышедший на пенсию, как человек, всю свою жизнь проработавший на морских буровых станциях и имеющий льготы.
Этот двоюродный брат был один из многочисленных родственников к кому полковник относился с особым почтением. Бибишкин сын, был единственным человеком, который не побоялся лютых казахстанских морозов, услышав о смерти их матери, приехал к ним и оказал посильную помощь в организации перевоза ее тела на родину в Азербайджан для похорон. Тогда в детской душе полковника и проросла любовь к этому двоюродному брату. Они крепко обнялись и по