тебе принесем, раз не хочешь на это смотреть. Меня, если честно, зрелище твоего сметающего все женишка, тоже нервирует, если не сказать пугает.

— Не нужно.

— Почему? Заморить себя собралась?

— Да! — неожиданно обрадовалась такой понятливости девушка. — Жить без него не хочу.

— Э-э… — опешил отец от такого поворота. — Ну так с ним живи. Никто ж не против, вроде?

— Он! Против.

— С чего ты взяла?

— Он меня не простит.

— Ага, слышали, как же. Только ведь простил уже. И давно. Короче, вылезай и спускайся. Он у тебя сам прощенья просить собирается. Не иначе как для того все со стола и мечет — силы на это дело копит. Пошли.

— Нет.

— Почему? — опять озадачится тот.

— Он меня видеть не хочет. Иначе сам бы пришел.

— Так приходил же? А ты его выгнала. — Сорвени все еще надеялся что-то понять в происходящем.

— Выгнала, — неожиданно здраво согласились с ним, снова даря надежду.

— Ну! А перед тем даже простил. Пока ты дверью не шваркнула. Мы все слышали.

— Не простил!

— Но он же сказал тебе, что все понимает? И что все будет нормально? — чуть не взвыл бедный генерал.

— Это он сказал!

— Ну да! Сказал!

— Просто сказал, понимаешь, а на самом деле даже видеть меня не хочет.

— Почему?! — опять уперся тот в логический тупик.

— Он меня не простит теперь! Никогда! А я без него не могу-у-у…

— Ну не-ет, …! — Сорвени все-таки озверел.

А потом взял себя в руки и… сдался, сообразив, что иначе сам сейчас свихнется. Логику тут искать точно бесполезно — не тот случай. Поняв, что его слова до дочери просто не доходят, он еще раз невнятно, сквозь зубы выругался и принял решение:

— Не простит, говоришь? Ладно, разберемся, — и прозвучало это очень… многообещающе. Рин даже испугалась бы, пожалуй, будь она в состоянии думать хоть о чем-нибудь, кроме своих вымышленных горестей.

Опасаясь все-таки передумать, генерал тут же выскочил за дверь и поспешил вниз, в нервах разом проскочив чуть не половину лестничного пролета. Чтобы налететь прямиком на Пепла.

— Слышишь? — мрачно зыркнул он на парня, когда сверху, из-за двери донесся особо проникновенный вздох.

— Слышу, — откликнулся тот. Собственно, именно по этой причине он тут и отирался, не решаясь ни сунуться еще раз к невесте, ни уйти отсюда совсем.

— Ну? И чего ждешь тогда? — буркнул Сорвени.

— Чего? — не совсем сообразил Дари.

— Иди утешай, если она тебе нужна.

— Нужна! — просветлел лицом парень. — Ага.

— И чтобы утешил как положено! А не как с той, что на фотокарточке. Которая из твоей постели сразу к другому … побежала!

— Генерал! — непритворно охренел Пепел.

— Что, генерал? Мужик ты или кто?

— Мужик! — расплылся он и попытался было с места в карьер рвануть наверх.

Но уже в прыжке был жестко перехвачен за воротник:

— И только попробуй после этого не жениться!

— Даже не надейтесь, па-а-апенька.

От неожиданности Сорвени едва не слетел вниз, выпустив рубаху «сыночка».

— Боги, за что мне еще и это, а? — вопросил он небеса, проводил взглядом юркнувшего в дверь будущего зятя, прислушался, а потом махнул рукой и пошел заливать горе. Кофейком. С лимончиком. И с Ретенауи, тот вроде тоже где-то внизу болтался. Заодно решат, что говорить на министерском совете насчет этих долбаных приборов беспроводной связи, демоны их сожри. Так, чтобы не путаться в показаниях и не подставиться ненароком…

— Уйди, — мрачно зыкнула Рин из угла постели. Как мышь из норы.

— И не надейся, — Дари сначала уселся на кровать рядом с ней, а потом подумал немного и вообще улегся, скинув ботинки. — Не для того я сейчас благословение твоего папеньки получил.

— Ты… Ты что делаешь? — кажется, девушке резко стало не до выдуманных горестей — появились беды более насущные. Пепел, например. Собственной персоной.

— Спать с тобой собираюсь, — честно посмотрел тот на нее.

— В каком смысле?!

— Во всех. Ты же не против?

— Пепел, совсем охренел! — Норин Сорвени вспомнила, чья она дочь и явно нацелилась добавить еще пару фраз из фамильного лексикона, но не успела — глаза парня вдруг оказались очень близко, а губы еще ближе, закрыв ей рот поцелуем и не дав закончить.

Минут пять спустя она нашла таки силы оторваться и отодвинуться, чтобы крайне серьезно поинтересоваться:

— Ты меня любишь?

— Очень, — не менее серьезно кивнул тот.

— Даже сейчас?

— Сейчас — особенно, — опять охотно подтвердил он и сноровисто потянул наверх подол ее рубашки. — Погоди чуток, покажу как.

— Дари, пожалуйста… — испуганно выдохнула та, явно не зная на что решиться — то ли вцепиться в этот подол, то ли все же отпустить. — У меня… У меня это впервые.

— Знаю. Я буду осторожным. Верь мне.

И он действительно был таким — мягким и настойчивым, горячим и терпеливым, нежным и осторожным… и самым-самым счастливым, когда сделал свою женщину женщиной.

— Рин, девочка моя, сладкая моя… Никогда не думал, что может быть так…

— Как? — выдохнула она через минуту, не дождавшись продолжения, но очень желая его услышать.

— Хорошо-о…

Пару минут они тихо лежали, обнявшись, словно боясь спугнуть свое счастье, но потом девушка опять не выдержала:

— Тебе и вправду было хорошо со мной? Лучше… чем раньше?

И смущенно уткнулась лицом ему в плечо.

— Не знаю, — пожал он этим плечом.

— Как не знаешь?! — вскинулась та.

— А я тоже. Сегодня в первый, — нервно хихикнув, признался он. — Но, надеюсь, тебе все равно понравилось.

— Ты?! — уставились на него, не поверив.

— Ага. До сегодняшнего дня я был сугубо теоретиком. Ну вот как-то так вышло, — он театрально развел руками, явно храбрясь и при этом нервничая. — Сначала заниматься этим мне было слишком рано, а потом все, слишком поздно.

— Поздно? — не поняла она.

— Ну да. Потому, что я тебя нашел. Зачем после этого кто-то другой?

И он опять склонился над ней, нежно скользя пальцами по линии шеи, груди… опять груди, опять… демоны, уже не оторваться. потому что