— Mein Gott! — взвыл упавший. — Es ist sehr glatt! Das ist vielleicht ein Wetter![14]

Двое других засмеялись. Танкист снова, уже осторожнее, вскарабкался на башню. В руке у него сверкнул фонарик. Луч скользнул по серым веткам ольх и исчез в чреве башни. Вот этого они не учли. Воронцов потянул из рукава нож. Если Штыренко затаился в башне, немец его сразу же обнаружит. Немец благополучно спустился в люк, загремел сапогами по днищу, затих. Его окликнули. Но из танка никто не отозвался. Второй танкист взял у здоровяка тусклый огонек сигареты, несколько раз ярко осветил свое лицо, отщелкнул недокуренную сигарету в снег. Окурок подпрыгнул и зашипел. И в это время танковый мотор за ольхами затих. Сразу вокруг все замерло. Немец натянул перчатки и постучал сапогом по броне:

— Helmut! Was ist geschehen?[15]

Почему медлит Степан? Штыренко, видимо, уже сделал свое дело. Воронцов сразу понял те звуки, которые прекратили топот немецкого танкиста по днищу танка. Насторожился тот, который, видимо, приготовился принимать из люка снаряды.

И в это мгновение напряженная скрюченная тень метнулась к здоровяку. Тот охнул и стал, медленно поворачиваясь к ольхам, заваливаться на бок. Второй танкист успел вскрикнуть, но тут же рухнул на колени, мотнул головой и захрапел, разбрызгивая по затоптанному снегу кровавые пятна. Воронцов запрыгнул в люк, чиркнул зажигалкой: Штыренко сидел на днище танка, держа в руках огромный гаечный ключ, а под ногами у него лежал танкист, уткнувшись лицом в россыпи гильз.

— Обыщи его, Штыренко! Давай, быстро!

Воронцов спрыгнул вниз. Степан наскреб под ногами пригоршню снега, протер нож и сунул его обратно за голенище. Потом вытащил из-под днища свой автомат, ватник и начал не спеша одеваться, застегивать пуговицы — снизу вверх, все до одной.

— Как ты их, Степ… — Воронцов осмотрел тела убитых, несколько раз при этом оглянулся на Степана и сказал: — Надо их убрать. Спрятать. Чтобы сразу не нашли. Давайте, быстро. Вон туда.

Они оттащили трупы в овраг. Сняли с них комбинезоны и ботинки. Быстро переоделись.

— Штыренко, возьми фонарик и — давай за снарядами. Живо, ребята, живо. Пока все тихо… Пока не рассвело… Там Демьян — один…

Воронцову достался здоровяк. Степан его свалил первым. Расстегивая комбинезон, он перевернул его на бок и увидел небольшую продольную ранку на шее на два пальца ниже стриженого затылка. Он оттер снегом испачканный сгустками крови воротник, быстро, не снимая сапог, натянул его на себя, прямо поверх гимнастерки. Кто-то из танкистов сунул ему пилотку, которую немец потерял возле танка в первые же мгновения схватки.

— Наших ребят, из разведки, на Извери… Помнишь? Точно так же… — Воронцов повернул стволом автомата стриженую голову танкиста.

— Это самый верный удар ножом. Мгновенная смерть. — Степан говорил, не поднимая глаз. Воронцов тоже не смотрел на друга.

Переоделись молча, быстро. Свое затолкали под днище танка. Взвалили на плечи по два снаряда и гуськом, как ходили немцы, пошли по тропинке в сторону поляны. Штыренко впереди, за ним Степан, Воронцов — замыкающим. Николаев оставался следить за дорогой.

Уже совсем рассвело. Внизу, левее, виднелась какая-то речка или овраг, заросший ольхами и ракитами. Правее начинался пологий склон, исхлестанный колеями. Дальше, по опушке, виднелись колья с обрывками колючей проволоки. И по всему склону — разнокалиберные воронки, присыпанные снегом. На обочине, в кювете, запрокинувшись в небо обгоревшим остовом, лежал искореженный грузовик. Видимо, совсем недавно здесь проходила передовая. Или наши действительно прорвались сюда, и здесь их остановили.

Охранник ходил вокруг «тридцатьчетверки», размахивал руками в широких рукавицах, грелся. Механики по-прежнему возились возле гусеницы. Костерок прогорел. Из котелков пахло разогретой тушенкой и кашей.

— Если сейчас дело сделаем, сразу пожрем. А, командир? — Штыренко оглянулся, сверкнул горячечными глазами. Губы его дрожали в неестественной улыбке, от которой ему, видимо, хотелось избавиться, но все никак не получалось.

Когда вышли из леса, Воронцов огляделся и оценил обстановку.

— Слушайте внимательно: на дороге долго находиться нельзя, поэтому действуем быстро. Все собираем, танкисты угоняют танк в лес, мы — следом.

— А мехвод ихний вон он, — с той же дрожащей улыбкой сказал Штыренко. — Курит.

На башне «тридцатьчетверки» сидел четвертый танкист и курил сигарету.

— Эх, не положено на борту курить… Эх, не положено… Что будем делать, командир? Узнает он нас, постреляет издали.

— Идем, как шли. Спокойно, Штыренко. Запомни: ты идешь к своему танку. Понял?

— Понял.

Где Демьян? Если бы он подполз с другой стороны… Нет, оттуда не подобраться. Сверху, с башни, все видно на десятки шагов. У механика-водителя на ремне кобура с пистолетом. У охранника — карабин. Воронцов почувствовал, что его начинает бить озноб.

— Поднимите повыше локти, закройте лица, — сказал он шедшим впереди, когда до танка оставалось шагов пятьдесят.

И в это время он увидел младшего сержанта Петрова. Демьян медленно встал из зарослей бурьяна. Руки его были высоко подняты.

— Не стреляйте, гер офицер! — крикнул он. — Не стреляйте! Хенде хох! Сдаюсь!

Часовой тут же сорвал с плеча карабин, клацнул затвором, прицелился. Неужели выстрелит?

— Если выстрелит, бегом к танку. Снаряды сразу не бросать, а то все поймут. Степан, твой — танкист. Я возьму часового. Штыренко, твои — механики.

— Kom! Kom, Rus! — неожиданно засмеялся немецкий танкист. Он встал, спрыгнул на корму и замахал Демьяну руками.

Механики тоже бросили работу. Все смотрели на неизвестно откуда взявшегося красноармейца.

— Быстрей! — скомандовал Воронцов. — Степан, давай вперед!

Штыренко отстал и занял место за Воронцовым. Они быстро приближались к танку. Демьян что-то кричал, спотыкался, падал, снова вставал и снова что-то кричал… Он выполнял свою роль — отвлекал немцев. Грубо, нелепо. Но у него получалось. Немцы смеялись, весело жестикулировали. Часовой опустил карабин и пошел навстречу Демьяну. И Воронцов, превозмогая лихорадочную дрожь, понял, что хотя бы на часового им теперь не надо отвлекаться, Демьян с ним управится сам. А им оставалось добраться до танка. Поскорее — до танка. Они уже почти бежали. И в это время немецкий танкист, стоявший на корме «тридцатьчетверки», что-то резко крикнул часовому.

Но Демьян уже шагнул к своему противнику, схватил его своими огромными руками, рванул на себя с такой силой, что тот выронил карабин, и вместе с ним покатился в воронку. Демьян сорвал с немца каску и начал рубить ею по голове, по выброшенным вперед рукам, и бил до тех пор, пока тот не перестал двигаться.