К началу октября 1941 г. командование ГА «Центр» сумело дать отдых некоторым своим частям. Личному составу группы фон Бока перед операцией «Тайфун» внушали уверенность в том, что предстоит последний штурм советской столицы, завершающий войну. Пополнение поредевших подразделений, передача войскам фон Бока дополнительных танковых и пехотных дивизий возвращала германским военнослужащим чувство своего полного превосходства над противником. Действительно, такое огромное количество сил и средств, которыми теперь обладала ГА «Центр» не могло не вызывать надежду на быстрый успех. У многих солдат и офицеров поднималось настроение при одном известии, что скоро возобновиться стремительное наступление. Является фактом германские военнослужащие пошли в бой 2 октября 1941 г. с большим воодушевлением. В Отчете о боевых действиях 8-го армейского корпуса в сражении под Вязьмой отмечалось: «…2 октября в 6 ч 00 мин 8-й корпус приступил к атаке. После длительного периода оборонительных боев войска испытывали несравненный подъем. После недолговременной артиллерийской подготовки, дивизии прорвали вражеские позиции в результате короткого ожесточенного боя…»[521]

Наступление ГА «Центр» на Москву во второй половине октября 1941 г. не принесло ей решающего успеха. В войсках начали распространяться настроения неуверенности за исход кампании. К началу нового наступления на столицу командующие немецкими объединениями были вынуждены заботиться о сохранении, хоть в незначительной степени, того морально-психологического настроя, который был у солдат в начале операции «Тайфун».

9 ноября 1941 г. командование 9-й армии отдало следующий приказ: «…Даже если армия вынуждена будет всю зиму пробыть в обороне, то, учитывая ожидаемое весной возобновление наступления, нужно сделать все, чтобы поддержать в войсках прежний наступательный дух. Частые разведпоиски, высылка дозоров и проведение незначительных наступательных операций с ограниченной целью по этой причине крайне необходимы. При всех обстоятельствах нужно не допустить того, чтобы войска впали в тупую зимнюю спячку…»[522]

Насчет «спячки» германские генералы беспокоились зря. Моральный потенциал военнослужащих вермахта подвергся вскоре несравненно большим испытаниям. В «особом донесении» командира 2-го батальона в штаб 481-го пехотного полка от 10 ноября 1941 г. говорилось: «…Настроение в подразделении весьма неважное, главным образом из-за того, что конца войны сейчас еще не предвидится. Настроение, по моему мнению, приближается к настроению немецких солдат в Первую мировую войну, конкретно в 1917–1918 гг. Они рассматривают потери и временами затруднительное положение вполне нормальным явлением и выполняют свои обязанности не прилагая особых усилий. Наступательный подъем появляется только в момент последнего прорыва, когда их охватывает бешенство; выжидание в обороне они считают в порядке вещей, так как опасаются изменения обстановки к худшему…» Командир 2-го батальона считал необходимым для восстановления боевого духа предоставить личному составу подразделения необходимый отдых[523].

В приказе командующего 3-й танковой группой от 12 ноября 1941 г. констатировалось увеличение числа «окопавшихся» солдат, отлынивающих от боевой службы. «…С наступлением третьей военной зимы, – говорилось в документе, – дисциплина и настроение войск требуют усиленного внимания. В связи с затягиванием войны и, в особенности, зимовкой в России, войска подвергаются большим испытаниям. При тяжелых внешних обстоятельствах воодушевление и восторженность быстро проходят. Неудачи и поражения могут отрицательно сказаться на боеспособности войск. Вторая половина первой мировой войны должна быть для нас предостерегающим примером…»[524]

К середине ноября 1941 г. немецкая цензура, проверяющая солдатские письма на родину, обнаружила, что военнослужащие стали прикладывать к своим посланиям советские листовки, – явление экстраординарное для вермахта. «…Необходимо повторно разъяснить во всех воинских частях, – отмечалось в приказе командира 9-й танковой дивизии от 6 ноября 1941 г., – что солдаты, распространяющие или передающие явные материалы вражеской пропаганды во внеслужебном порядке подлежат наказанию»[525]. Однако такие случаи продолжались. Так, в дневнике погибшего унтер-офицера штабного взвода, 162-го пехотного полка, 61-й пехотной дивизии Гейнца Пушмана в ноябре 1941 г. была сделана следующая запись: «Сегодня русские самолеты засыпали нас листовками. Это уже не первый раз. Читали почти все, даже офицеры. Советские листовки помогают понять, что именно происходит. Меня всегда поражала способность комиссаров просто и ясно изложить самый сложный вопрос…»[526] Необходимо отметить, что грамотное и творческое (но не шаблонное) ведение пропаганды на войска противника давало повод многим немецким солдатам задуматься о своей роли на этой войне.

Боевые действия во второй половине ноября, в первых числах декабря 1941 г. привели германское командование к осознанию того факта, что моральное состояние военнослужащих вермахта подвергается жестким испытаниям и приближается к своему кризису. Этому в немалой степени способствовало как положение на фронте, так и недостаточное снабжение немецких частей. Более того, войска ГА «Центр», ее личный состав и техника оказались неподготовленными к наступившим холодам. Возможные последствия всех этих явлений беспокоили не только командование группы, но и руководство сухопутных войск. В период со 2 по 6 декабря 1941 г. представитель генштаба ОКХ выяснял положение со снабжением и настроением личного состава 20-го и 57-го армейских корпусов. Его доклад о поездке в войска во многом отражает реальную картину морального состояния военнослужащих ГА «Центр» непосредственно перед началом советского контрнаступления.

Первое, что произвело впечатление на офицера генштаба, – это боязнь военнослужащих выразить свое мнение по поводу настроения войск: «Нет желания называть вещи своими именами… настроение нельзя назвать ни плохим, ни хорошим…» Офицер указывал, что «пропаганда [немецкая] повсеместно подвергается острой критике… она противоречит усилиям командиров, направленным на необходимую подготовку войск к ведению войны в трудных зимних условиях. Войска болезненно реагируют на вопросы о сроках завершения восточной кампании и возвращения домой… Пропагандистская работа среди солдат раньше велась лучше. Солдаты охотно читали фронтовые газеты. Теперь газеты слишком похожи на пропаганду, которая ведется в Германии. Солдат после боя меньше всего хочет слышать о войне… Фронтовые газеты часто используются там, где не хватает бумаги для других целей!.. В конце ноября они [фронтовые газеты] опубликовали большую передовую статью, в которой говорилось о полной деморализации русских, возрастающем числе их дезертиров и т. д. Эти газеты поступили в войска в тот момент, когда неудачно завершилось наше наступление…» (имелась в виду последняя попытка наступления ГА «Центр» в полосе 4-й армии 1–3 декабря 1941 г. – М. М.)