Арестованных поставили перед монахом, который говорил об их преступлениях против государства. Один из задержанных пытался заговорить, но рыцарь сильно ударил его по уху, поранив кожу.

— Молчать! — заорал монах. — Суд не желает выслушивать грязные слова предателей.

— Тогда зачем созвали этот суд? — спросил кто-то из зала.

Слова повисли в воздухе. Норвин посмотрел на монаха, лицо которого словно окаменело от шока.

— Кто это сказал? — завопил монах.

— Персис Альбитан, — последовал ответ, и потрясенный Новин увидел, как тучный Персис поднялся со своего места. — Я гражданин Камня и обладаю всеми правами и привилегиями, — заявил он. — Из задержанных мне знакомы семеро. Они все — граждане Города. Как вы смеете нарушать закон! В самых первых законодательных постулатах Города говорится, что каждый гражданин имеет право защищать самого себя и других граждан. А вы просто издеваетесь над законом!

Повисла гробовая тишина. Норвин посмотрел на монаха. Сначала казалось, что тот лопнет от злости, но потом его глаза сузились, и он откинулся на спинку кресла.

— Выйдите вперед, Персис Альбитан, — велел он, — выйдите вперед и защищайте этих предателей.

Персис послушался, тяжело ступая, прошел мимо безмолвных зрителей и встал перед креслом судьи.

— Я не знаю всех обвиняемых, но все мои знакомые — примерные граждане, которые никогда не выступали против императора и не приносили вреда империи. Вон тот человек, — показал он на Норвина, — мой бывший раб. Он один из лучших людей, которых я знаю. Он никогда не крал, не лгал и не вредил другим. Насколько я понимаю, его преступление состоит в том, что он, как и все остальные, решил помолиться в лесу. Называть это преступлением просто нелепо.

— Это не называется преступлением, это есть преступление, — заявил монах. — Последователи культа были объявлены преступниками самим городским старейшиной, и это было возведено в закон. Следование культу само по себе карается смертью. Вы сектант, Персис Альбитан?

Персис замолчал, и Норвин увидел, как он набрал в легкие побольше воздуху.

— Если бы вы спросили меня несколько секунд назад, я бы со всей честностью ответил, что никогда не исповедовал культ и не был ни на одном их собрании. Однако, посмотрев на зло, которое вы представляете, я понял, что не следовало их сторониться. Я не был сектантом, но вы убедили меня, что я должен им быть. Благодарю вас за это, ваше сиятельство.

— Ты сам себя разоблачил! — завопил монах. — И ты умрешь вместе с остальными предателями.

Монах вскочил, его лицо стало почтя таким же малиновым, как и борода, и злобно оглядел собравшихся:

— Кто-нибудь еще желает выступить в защиту этих врагов Города?

Зрители молчали, а задержанных вместе с Персисом отвели обратно в камеры, три дня продержали в тюрьме, а потом в цепях отправили в Город. Большую часть пути Норвин и Персис провели порознь и встретились, только когда их перевезли из тюрьмы в эту камеру под ареной цирка Палантес. Один из стражников с нескрываемым восторгом поведал о том, что их ожидает.

— Ваше учение говорит, что вы должны озарять окружающий мир, — сказал он с широкой ухмылкой, — вот завтра вы его и озарите. Вас оденут в промасленное тряпье и прикуют к высоким столбам по окружности арены. Затем вас подожгут, мои дорогие, вы будете гореть и вопить!

— Ну и весельчак, — сказал Персис, — но мне искренне тебя жаль.

Стражник выругался и, ударив Персиса кулаком по лицу, повалил на пол и стал пинать ногами.

— Затем, успокоившись, он вышел из камеры. Норвин помог Персису сесть.

— Что же ты сделал с собой, дружище? Тебе здесь совсем не место.

— Здесь никому не место, Норвин.

— Зачем ты вступился за нас? Ты услышал голос Истока?

— Ничего я не слышал, — пробормотал Персис.

— Тогда зачем?

Персис откинулся на холодную скалу.

— Не знаю зачем, просто мне стало стыдно за то, что там происходило. — Он через силу улыбнулся. — Иначе ты бы скучал по мне.

— Конечно, скучал бы, — грустно сказал Норвин, — ты хороший человек, Персис, лучше, чем ты сам думаешь.

Медленно потянулись часы. Заключенные не разговаривали, они сидели, апатично глядя перед собой, и каждый думал о своем. Затем открылась дверь, и в темницу швырнули молодую девушку. Падая, она сильно ударилась головой о пол. Персис и Норвин придвинулись к ней и помогли сесть. Девушка была очень молода, с длинными темными волосами и опухшим от побоев лицом. Платье сзади сильно испачкано кровью, а на плечах Норвин увидел следы от удара хлыстом.

— Уже не кажется такой святошей! — насмехались стражники. — Без вуали она — самая обычная девка! Как она орала во время порки!

Персис осторожно поддерживал девушку, боясь задеть изуродованные плечи. Она потеряла сознание. В камере не было ни воды, чтобы промыть раны, ни бинтов, чтобы их перевязать, но Персис продолжал ее поддерживать и шепотом утешал.

Она прижалась к нему, как ребенок, и он погладил ее по голове.

Через несколько минут она открыла глаза.

— Кто вы? — спросила она.

Персис Альбитан, тебе нужно отдыхать.

Скоро я смогу отдохнуть. — Персис помог ей сесть, и она, потратив последние силы, упала. — Я не знаю вас, Персис Альбитам, — пролепетала она.

— Я вас тоже не знаю, но это сейчас не важно.

Она уснула. Норвин пытался рассмотреть ее в свете факела.

— Она так молода, — сказал он, — почти ребенок.

В дальнем углу камеры мужчина начал нараспев читать молитву, и один за другим ее подхватили остальные заключенные. Когда молитва кончилась, в камере снова стало тихо, но на душе у заключенных полегчало.

— Жаль, что я так ничего и не узнал о культе, — посетовал Персис, — неплохо бы понимать, за что умираешь.

— Ты сможешь все узнать, друг мой, — ответил Норвин, — У нас будет столько времени после сожжения.

Наладемусу не спалось. Всю ночь он бродил по комнатам, и его настроение колебалось от чувства восторга до всепоглощающего страха. А теперь, когда Город купался в первых лучах утреннего солнца, он чувствовал раздражение. Где же Волтан с сообщением о гибели Джасарея?

Распахнув двери, Наладемус вышел на балкон. Воздух свежий и прохладный, а простиравшийся внизу Город, казалось, окутан дымкой. Наступал его день, день очищения и славы. Наладемус готовился шестнадцать месяцев и собрал тысячи имен. Сегодня сектанты будут полностью уничтожены, а с ними и никчемный, слабый Джасарей.

Его рыцари, целые сотни, выходили из бараков. Он с удовольствием наблюдал, как они направляются в Город, колонна за колонной, а офицеры несут списки имен предателей. Их вытащат прямо из постелей и приведут в Храм. Тюрем на всех не хватит, поэтому придется их собрать на пощади возле казарм, а потом распределить по аренам для казни. Рыцари шли непрерывным потоком, и сердце Наладемуса наполнилось гордостью. С завтрашнего дня Город заживет по-новому. Но где же Волтан?