в изумляющий своим изяществом и смелостью полет, на какой способна далеко не всякая ласточка. Несколько пар человеческих глаз на миг оторвались от сцены и устремили свои взгляды в небесную высь, где таял день и густела вечерняя синева, явно любуясь красотой полета Маленькой ласточки.

Даже строгий супруг ее залюбовался этим полетом, и гордое чувство, что это его ласточка, что это она высидела ему четырех славных ластят, заставило его на минуту забыть нелегкие обязанности отца. Он вслед за ней устремился в небо, чтобы догнать ее, но она вдруг камнем упала вниз. У него замерло сердце: разобьется! У самой земли она распрямила крылья и черной пулей пронеслась над людскими головами. Он видел, как она вздрогнула от громких аплодисментов и щебеча: «Это мне, это мне!» — снова взмыла в небо. На сцене люди снова повторяли свои куцые движения, а Маленькая ласточка смеялась над ними. Она смеялась и куролесила в вечернем воздухе, щебеча и насвистывая.

Под карнизом запищали встревоженные и проголодавшиеся ластята. Отец не успевал им наловить мошек: отвлекался, чтобы проследить за Маленькой ласточкой — не выкинула бы какую глупость. А Маленькая ласточка и не подумала о мошках для детей. Ей и самой этой ночью придется, видно, голодной лечь спать.

Ах ты отчаянная, ах ты несуразная…

«Успеть хотя бы самую малость принести для нее», — думал он, рассовывая мошек в открытые рты ластят прямо на виду у людей. Ластята высовывали свои головы из гнезда, хватали мошек и пугливо исчезали. Они еще никогда не видели так много людей под своим жилищем.

В это время на сцену вышли двое, одетые в блестящее, яркое. Они подбрасывают и ловят то мячи, то пылающие факелы. Потом прыгают сквозь белые просторные кольца. Прыгают неловко, задевая края колец.

«Неумехи! Неумехи!» — осуждающе запищала Маленькая ласточка и, сложив крылья, исчезла в узкой щели между стеной и водосточной трубой. Через миг она снова кружила над раковиной и над людьми, но ей хотелось еще раз пролететь через какую-то узкую щель, чтобы показать людям, как неуклюжи они в своих попытках удивить мир протаскиванием своих тел сквозь громадные обручи. Но достойной щели она не нашла. От досады запищала и стала кружить и кружить над садом. И вдруг вспомнила: там, за большой раковиной, сеть проводов. Провода обвисли. Между ними узкое пространство. Вот где можно показать свою ловкость, свою точность!

В это время он прилетел с богатой добычей. Ему удалось накормить ластят и часть пищи отложить в нишу для Маленькой ласточки. Он рад, что она не будет ночью хныкать от голода и надрывать его сердце. Он оглянулся, чтобы позвать ее. Перед его глазами мелькнула ее тень, и вдруг раздался треск и рассыпались синие искры там, где эта тень скользнула по проводам.

Он не понял, что случилось в этот миг.

Он искал Маленькую ласточку всю ночь, летая над пустынным садом. Его тревожный и призывный крик заставлял вздрагивать даже людей, проходящих мимо.

Он звал ее и не дозвался. Но каждый час ждал: вот-вот упадет она из высокой выси и, расправив крылья, похожие на маленькие турецкие сабли, красиво полетит над садом. И не дождался ее.

…Он выкормил ластят и научил их летать. Осенью, когда посерело, вздыбилось море, он повел всех четырех на юг.

ГОЛУБОЙ ЖАКЕТ

1

Это был долгий-долгий день московского таксиста… Кто бы знал, чего стоит прожить такой день!

Я выехал на линию ранним утром. Настроение было не ахти какое светлое. Ругал себя за слабый характер: поддался уговорам начальника колонны Ховрина, и вот теперь плакало мое воскресенье, Серебряный бор, куда мы собирались с ребятами, река Москва, сосенки точеные да девушки крученые. Сашка Чуфанов, которого мне пришлось заменить, так и знай, схитрил. Никакое у него не воспаление верхних дыхательных путей. Просто подмигнул молодой докторше в поликлинике.

Утром город малолюден. Улицы — сквозные, пустынные. Как-то даже не верится, что через несколько часов, чуть ближе к полудню, здесь будет настоящий вулкан Везувий. Тогда держись, шофер второго класса Юрка Вихарев, то есть я. Тебя будут рвать на части. Гони, гони, милый мой! Если ты не будешь выжимать последние силы из своей старушки «Волги», пассажиры станут ворчать на тебя, у них начнет портиться пищеварение. А испорченное пищеварение — плохой спутник отдыха. Лучше плюнь на все уличные знаки препинания, и тогда, доставив своих пассажиров к месту на полминуты раньше, ты заслужишь снисходительную благодарность и даже на пиво.

Ладно, не бурчи, дружище. Сел за руль — и не бурчи…

Я стоял по соседству с памятником моему тезке Долгорукому и следил за редкими в этот час пешеходами. Но никто не обращал на меня внимания.

Вдруг двери с обоих боков распахнулись, двое парней ловко юркнули в машину.

— Пардон, синьор! Ящик свободен?

— У меня машина. Ящик можете поискать в другом месте.

— О, это как раз нам и нравится. Аванти!

Я порядочно таскался с ними. Они вышли у сберкассы на Грузинской, и я их ждал. Потом они вышли у ювелирного магазина и долго не возвращались. Я уж подумал — сбежали, но они вдруг появились, веселые, оживленные.

— Понимаем, синьор, ваше волнение. Хотите получить вперед? Живем по кодексу строителей коммунизма.

— А ладно, валяйте.

— Грацио, морская душа, — сказал один из них. — Спасибо.

Как он узнал, что я бывшая «морская душа»? Неужели эти парни, в самом деле, бывалые люди и знают повадки морских волков? Неужто до сих пор у меня не выветрилось мое кровное, морское? А то, что я считал себя бывалым моряком, в нашем парке ни для кого не было секретом. Я служил на Балтике. Демобилизовавшись, ходил в разные страны на танкере. Эх, больно теперь вспоминать об этом!..

Мне чем-то не нравились эти парни, но было все-таки приятно, что они узрели во мне моряка, и между нами в короткие минуты сложились простые, доверчивые отношения, и я начал травить, как бродил по морякам-океанам, сколько раз был в Неаполе, Генуе, Ливорно и других городах той страны, к языку которой парни имели какое-то пристрастие.

— А мы ведь тоже бывалые, — сказал словоохотливый парень.

Другой же все больше молчал.

Они все-таки надули меня. Вышли у магазина стекла. Я знал этот закуток, где продавцы-ловкачи, казалось, просто пальцами, без алмаза резали стекло. Мне всегда нравилась их искусная работа. И я зашел полюбоваться, как они расправляются с громадными певучими листами.

Моих пассажиров там не было.

Парень, резавший