– Эй! – запротестовала Кошка. – Ты чего творишь?

– Позволь одно словечко, – отозвалась Ворон, – контрацепция. И еще четыре буковки: ЗППП. И одно повествовательное предложение: ты нализалась, как две свиньи с клуриконом в придачу[134]. Удивляюсь, как это Хелен не отобрала у тебя ключи.

– Мое дело маленькое, мое дело гномье, – ответила Хелен. – Как тут принято говорить.

– Знаешь что? Обе вы мерзавки. А уж в моих устах это кое чего да значит, – отрезала Ворон.

– Погоди, погоди, погоди-ка. Ты слышишь Хелен? Вы, ребята, что – разговариваете?

– Я ж не первый раз тебе втолковываю: я трикстер. Такое от кого-то вроде меня не скроешь.

– А что ты говорила про ключи? Как Хелен могла мне помешать?

– Забудь.

Они уже вышли на улицу. От холодного воздуха у Кошки повело голову. Дождь кончился. В мокрой дороге отражались неоновые разводы.

– Нет! – Кошка дернула Ворон за руку, споткнулась и едва не упала. – Ты что, имела в виду, что Хелен может мной управлять? В смысле, моим телом?

– Бабуля, скажи ты ей, – вздохнула Ворон.

– Могу. Но почему-то ни разу этого не делала. По всей вероятности, я святая.

– Спорить готова, она не знала, что может. Пока ты ей не сказала. Только что.

– Умная ты у нас какая, – проворчала Хелен. – Теперь давай-ка сосредоточимся на том, чтобы доставить тебя домой в целости, невредимости и чтоб никто тебя в постель не затащил по дороге.

– А что такого плохого в том, чтобы тебя затащили в постель?

– Ровным счетом ничего – и тут я опираюсь на собственный опыт. По мне, ты можешь сколько угодно заниматься сексом незнамо с кем. На самом деле, думаю, тебе это пойдет на пользу. Но твой первый раз не случится, когда ты пьяная в стельку. Только не в мою смену.

– Ну ты и задуда, – еле выговорила Кошка заплетающимся языком.

– Ага. Ты и не представляешь, насколько права.

Кошку привели домой и сгрузили на кровать. Она уже проваливалась в сон, когда в темноте вдруг раздался чей-то голос:

– Было зажжено три свечи. Одна задута.

Кошка резко села. Кое-как спустила ноги с постели, упала, снова поднялась, нащупала включатель и стукнула по нему рукой.

В комнате никого не было – только она и Эсме, спавшая беспробудным сном.

Проснулась Кошка с таким похмельем, какое случалось у нее только в бытность зеленым первогодком в Академии.

– На вот. Выпей. – Ворон подала ей стакан с водой.

Кошка выпила.

– Что ты делаешь у меня в комнате?

– Твое целомудрие, детка, со мной в полной безопасности. Просто помочь пришла. Сегодня тебе в Ис спускаться, не забыла?

– Боги мои, только не это.

– Либо туда, либо на смену в закусочную. Сходи-ка в душ. Я кофе сделаю.

Вернувшись из ванной, Кошка увидела, что Ворон собрала все грязные одежки и отправила Эсме отнести их в прачечную.

– Больше никогда в жизни пить с тобой не буду, – проворчала Кошка, глотнув кофе.

Ворон, которая складывала рубашки, ответила, не поднимая головы:

– Кабы не я, это утречко выдалось бы у тебя не в пример гаже.

– Ой. Да. Приношу свои извинения. Что ты делаешь?

– Пакую твои вещи. Свое добро и пожитки Эсме уже погрузила. Джилл ждет снаружи. Так, а это что – та брошюрка с нотами, которую тебе давала Расторопша?

– Это просто копия. Я все мелодии помню наизусть. Так что можно выкинуть. Или ты хочешь забрать ее себе?

– Не в моих привычках. Начнешь всякую дрянь собирать и в итоге слетишь с катушек, как Саша. Можно сыграть на твоей свистульке «Зеленые холмы Авалона». А вот остальные – даже не вздумай. Никому неведомо, что именно заявится. И с ключом тоже поосторожнее. Не потеряй его там на дне, а то утонешь. И тебя расплющит водой. И, если успеет, кессонной болезнью шибанет. Мерзкая штука, кессонная болезнь, так мне говорили.

Кошка тоже стала собирать вещи и немного погодя, когда пришла Эсме с чистым бельем, сложила его и убрала в вещмешок, а Ворон затянула завязки.

– Итак, дамы, мы готовы к путешествию.

– Куда это? – поинтересовалась Эсме.

– Кошка отправляется в подводный город. Тебе бы там понравилось. Захотела попи́сать – писай. Все морской водой унесет, и делать ничего не надо.

– Круть! – воскликнула Эсме.

– Но мы с тобой будем ждать на берегу.

– У-у-у.

– Но ты сможешь пи́сать в лесу сколько вздумается.

– Ну… ладно.

Кошка открыла дверь и выставила вещмешок за порог. Она решила, что, когда со всем этим будет покончено, найдет среди гномовboursière[135] поискуснее и закажет из мешка сумочку: трафаретными буквами наружу, с серебряными накладками. Вещмешок служил ей верой и правдой, и Кошка не желала с ним расставаться.

– Как бы я хотела, – сказала она Ворон, – чтобы ты передумала и отправилась туда вместе со мной. Ты ведь гораздо… – она задумалась, подыскивая правильное слово, – хитроумнее меня.

– Не пойдет, детка. У каждого своя история, верно? В твоей истории я лихой остряк-подпевала. А мне прекрасно известно, что с такими приключается. Ищи собственную мотивацию. Никаких благородных слез и клятв о мести над моим несчастным трупом, нет уж – спасибо! Самое большее, что я могу, – дать полезный совет: ты ступаешь на территорию Судьбы. Смотри в оба. Гляди под ноги. И постарайся не сбывать никаких пророчеств. Увидишь меч в камне или там корону в пасти нефритового крокодила – не трожь. Они так кадры и подбирают. Только вытащишь нож из пирога или ершик из унитаза – немедленно сделаешься пожизненным Шеф-Кондитером или Уборщицей.

Кошка на нее посмотрела.

– Шучу. Во всяком случае, с последним предложением. Но я серьезно, обрати внимание на мое предостережение. Запомни его хорошенько. Может, на руке набей. Главное, не забудь.