Смертная невеста навлекла на себя проклятие, и ей пришлось выйти замуж за нашего Ольхового Короля – давайте пировать!

Одно из самых величественных волшебных существ всех времен заперто в клетке нам на потеху – ура!

Сумерки сгущались, а Серильда все гоняла еду по тарелке и слушала мелодии, которые наигрывали на старой мандолине и вальдзитере два призрака – оба с зияющими ранами в животах. До нее доносились обрывки разговоров. Замок совсем промерз, хотя вот уже несколько недель во всех комнатах жарко полыхали очаги. Зато теперь, по крайней мере, повсюду слабо, но отчетливо пахло цветами.

– Вам не по нраву наш праздник? – промурлыкал Эрлкинг, наклоняясь так близко, что Серильда ощутила на виске его дыхание.

Она сжала зубы. Посмотрела на свою тарелку с горкой сдобных крошек, в которые она превратила булочку.

Потом показала пальцем на горшочки с медовым маслом и блюда с жареной гусятиной.

– Я привыкла к более простой еде.

Эрлкинг задумчиво помычал. Помолчав, он заговорил снова:

– Единственная еда, которая вообще есть в Ферлорене, – это подношения из царства смертных. Жертвы, которые приносят с молитвами к алтарям Велоса, или дары, отправленные с близкими, когда те пересекают мост… – Он усмехнулся, но следующие его слова были окрашены негодованием. – Как ты можешь догадаться, нам, демонам, ничего этого не доставалось.

Серильда пристально смотрела на короля, осознавая, что, сочиняя сказки о темных, она ни разу не задумалась, каково им было в плену в царстве мертвых.

– Ты уверена, что мы принимаем все это как должное, – продолжал король. – Пиршества, вино, чувство свободы, когда Охота несется под полной луной. – Он покачал головой. – Но ты ошибаешься. Тот, кто знает, каково это – ничего не иметь, никогда не будет принимать как должное такую роскошь. Поверь мне. Каждый кусочек на нашем столе. Каждая нота, слетающая со струн арфы. Каждая звезда на небе. Все это для нас бесконечно дорого.

Он усмехнулся.

– Это не худший способ коротать вечность. Вы согласны со мной, дорогая?

Не желая соглашаться с Эрлкингом в чем бы то ни было, Серильда сунула в рот кусочек хлеба и принялась жевать. Проглотив его, она высказалась:

– Я хотела бы снова увидеть свое тело. Чтобы проверить, как там мой… наш ребенок.

– Придет время, увидишь.

– Когда?

Взяв со стола бокал темно-пурпурного вина, он покрутил его в пальцах.

– Я долго считал тебя златопряхой, и ты убедила меня, что и дитя унаследует этот дар. Теперь мне любопытно, получат ли твой сын или твоя дочь благословление Вирдита. Станут ли такими же блестящими сказочниками, как и их мать.

Всеми фибрами тоскливо занывшей души, каждой косточкой своего тела Серильда надеялась, что доживет до дня, когда это станет понятно.

– Я не знаю.

Эрлкинг отпил из бокала.

– Были времена, когда боги наделяли смертных своими дарами направо и налево, но сейчас это стало редкостью. Как ты получила свое благословение? Вряд ли благодаря тому, то твоя мать была швеей, как ты мне рассказывала.

– Я не хочу об этом говорить, – упрямо заявила Серильда. – Ни о Вирдите, ни о маме, ни об отце… Это не ваше дело.

Эрлкинг побарабанил пальцами по столу.

– Как угодно, моя голубка.

Серильда только усмехнулась.

– А хочешь, я расскажу тебе о своих родителях? – Вдруг предложил Эрлкинг.

Серильда замерла. Потом медленно повернулась к нему, нахмурив брови.

– Вы надо мной смеетесь. У темных не бывает родителей.

Король пожал плечами.

– В каком-то смысле это так. Порожденные пороками и стенаниями смертных, стекающими в отравленную реку, когда те проходят по мосту в Ферлорен… – он произнес это так, словно декламировал стихи. – Все зависит от того, сколько по-настоящему плохих людей проходит по мосту. Бывает, что один темный рождается из объединенных грехов сотен и тысяч душ. Но все мы знаем, откуда взялись. Какие горькие и болезненные осколки подолгу кружили в мертвых водах, прежде чем соединиться, образуя… нас.

Он взял со стола свой охотничий нож – обычных столовых приборов Ольховый Король не признавал – и, говоря, вертел его в пальцах.

– Знаешь Гизелу, ту, что отвечает за гончих? Один из ее смертных любил мучить животных, особенно бродячих собак. Он выкалывал им глаза и заставлял биться друг с другом не на жизнь, а на смерть. – Помолчав, он добавил: – Во многих моих придворных можно найти следы тех, кто приходил на эти бои и делал ставки.

Серильда уронила последний кусок хлеба, и все ее нутро сжалось от отвращения.

– Великие боги…

Эрлкинг принялся перечислять, по очереди указывая ножом на охотников, сидевших за одним из длинных столов:

– Смертный, который колотил свою жену, и еще один – тот бил свою лошадь, а еще женщина, которая избивала своих детей. Полководец, который отдал приказ сжечь дотла целую деревню вместе с жителями, запертыми в домах. Мошенница, которая выманивала деньги у бедняков, обобрав до нитки множество семей. Владелец поместья – он отказался помогать крестьянам, которые умирали от голода в разгар засухи. Ну, дальше обычное. Изменники, убийцы и…

– Хватит. – Серильда сделала глоток, пытаясь избавиться от горечи во рту. – Не надо больше.

К ее удивлению, Эрлкинг замолчал.

Они долго сидели молча. Вокруг продолжался пир.

Неожиданно Серильда поймала на себе взгляд Агаты, сидящей с призраками, не с охотниками. Оружейница быстро отвела глаза, но девушка успела заметить, что вид у нее встревоженный.

Когда Эрлкинг снова заговорил, его голос был едва слышен:

– Чтобы я стал таким, какой я есть, хватило пороков всего двух смертных.

Серильда поежилась. Было страшно, но все равно любопытно услышать, что он сейчас скажет.

– Первый – некий король, – продолжал Эрлкинг, – приказавший стереть с лица земли тысячи младенцев, потому что гадалка предсказала ему, что однажды его погубит рыжеволосый мальчик.

Серильда села ровнее. Она невольно подумала о Злате, хотя тот безымянный король наверняка жил тысячи лет назад.

– И как? – спросила она. – Я имею в виду, этот мальчик…

– О нет. – Ее вопрос явно позабавил Эрлкинга. – Король умер от потливой горячки, в весьма преклонном возрасте. Но к тому времени было уже поздно. Для тех детей.

Невольно она прижала руку к груди.

– А другой?

– Одна герцогиня. – Эрлкинг кивнул. – Весьма одаренная в стрельбе из лука. – Последовала долгая, долгая пауза. – С возрастом она полюбила женщин. В основном бедных, но, главное, тех, кто был красивее нее. Она пользовалась ими… В качестве мишеней.

Серильда потерла лоб.

– К чему вы все это мне рассказываете?

– К тому, моя прекрасная королева, что вы не Вирдит.

Не понимая, к чему он клонит, Серильда сдвинула брови.

– Ну конечно, я не Вирдит.