Археологических находок гуннского времени в распоряжении ученых имеется очень много (учитывая, что их оставляли в том числе и оседлые народы), но они слишком разнообразны по формам, по способам декора, трудно датируются. Многие типы вещей бытовали еще долгое время после исчезновения гуннов – например, некоторые разновидности мечей709 и наконечников стрел710, костяные накладки на лук, – и по ним невозможно определить дату погребения.

Престижные изделия римского импорта (например, посуда из драгоценных металлов), иногда находимые в богатых могилах или сокровищницах, передавались из поколения в поколение как фамильная ценность. Их попадание в землю могло сильно «запаздывать», хотя саму дату изготовления таких вещей бывает возможно довольно точно установить по клейму изготовителя или владельца. В немногих кладах гуннского времени встречаются римские монеты, причем в довольно больших количествах. Но год их чеканки позволяет судить лишь о «нижней» дате, раньше которой клад не мог попасть в землю.

Одни из самых важных предметов, по которым датируют погребения и другие комплексы, – это металлическая фурнитура: части мужских и женских поясов, портупей, кожаных сумочек, обуви, детали конской сбруи. Предметы эти часто попадали в могилы и были очень разнообразны по форме. Археологам не всегда удается понять точное функциональное назначение схожих по форме вещиц и установить, относятся они к человеческому костюму или к конской упряжи. Законодателями мод на такую фурнитуру в пределах Восточной Европы, как правило, выступали ремесленные центры восточноримских провинций, изделия которых широко расходились и среди римлян, и среди варваров-кочевников. Новые формы быстро завоевывали популярность у разных народов на огромной территории, вплоть до Центральной Азии.

В гуннских памятниках изделия такого рода встречаются очень часто, особенно – небольшие серебряные или бронзовые пряжки с круглой рамкой из толстого круглого прута и овальным щитком, вырезанным из тонкого листа металла. Эти пряжки могли использоваться в том числе при изготовлении очень популярных у варваров мягких кожаных сапожек, которые застегивались узкими ремешками с маленькими пряжками и наконечниками на концах.

Пряжки, накладки, наконечники ремней очень «динамичны» на шкале времени. Их облик в деталях эволюционирует всегда, а появление новых форм происходит примерно раз в пятьдесят лет711, что открывает хорошие возможности для датировки погребений по этим предметам. Но в позднеантичное время мода на такие вещи была довольно консервативна, их формы изменялись, но медленно и незначительно. Лишь по некоторым незаметным на первый взгляд деталям археолог сможет отличить ременную пряжку скорее гуннского времени от пряжки предшествующей эпохи. И только один важный признак появился именно в гуннское время – язычок у таких пряжек сильно выступает за рамку, как бы нависает над ней. У пряжек, разработанных раньше, он либо плотно обхватывал рамку, либо едва выступал за ее край. Но эти ранние пряжки оказались весьма «живучи»: они продолжали существовать в гуннскую эпоху712. А в погребении, тем более разграбленном, может оказаться только одна – именно такая, «сомнительная», пряжка, и датировка всего погребения окажется непростой.

В гуннскую эпоху женщины кочевых племен отказались от обычая носить и класть в могилы булавки-фибулы713и этим еще больше усложнили жизнь археологам, пытающимся определиться с хронологией. Раньше именно фибулы, облик которых менялся довольно быстро, позволяли достаточно точно датировать женские погребения.

И поэтому для разработки хронологии эпохи Великого переселения народов, и прежде всего степных гуннских погребений, огромное значение приобрел другой маркер – особенный «полихромный» стиль, который был очень популярен у гуннов. В этом стиле оформлялись детали костюма, оружия, конской сбруи. Зародился он, вероятно, еще в III веке, но пышно расцвел именно в гуннскую эпоху. Вещи, сделанные в этом стиле – со вставками гранатов на золотой фольге или с яркой, многоцветной перегородчатой инкрустацией, – ни с чем не спутаешь. Они резко отличаются от вещей предшествующей эпохи. С их хронологией возникают другие проблемы: эволюция стиля – процесс длительный и к абсолютным датам привязывается весьма условно.

Так или иначе, сейчас археологи, как правило, довольно уверенно датируют большинство известных гуннских погребений с точностью примерно до полувека. Но в этом смысле для разных районов гуннской ойкумены есть свои нюансы. Если археологическая культура гуннов в Паннонии погибла сразу после краха державы Аттилы, то на востоке она существовала еще какое‐то время714. И стало быть, в хронологии западных и восточных гуннских памятников не может быть полной согласованности. Кроме того, известно, что некоторые гунны из Паннонии после битвы при Недао вернулись в места прежнего обитания, видимо в Северное Причерноморье, и принесли с собой множество вещей, сделанных еще на Западе. Эти предметы постепенно попадали в гуннские могилы на протяжении нескольких последующих десятилетий. Что вносит дополнительные сложности, ведь, если судить по инвентарю, такие погребения следует отнести к более раннему времени – к эпохе Аттилы715.

Не вдаваясь в специальные детали, хронологию гуннских древностей, прежде всего погребений, сейчас возможно представить в следующем обобщенном виде. Это, во‐первых, ранние погребения, которые, видимо, совершены еще в IV веке, но, может быть, немного «заходят» и в V век. Таковых набирается меньше десятка. Во-вторых, погребения гуннов, условно говоря, «времени империи». К ним относятся почти все известные гуннские погребения. Время их совершения в основном ограничено первой половиной V века, но южнороссийские датируются несколько шире – примерно до 70‐х – 80‐х годов. И третья, самая поздняя хронологическая группа – это погребения, вероятно, последних европейских гуннов, – памятники, которые называют «постгуннскими» (а в специальных работах – «шиповским горизонтом»). Их, как и ранних погребений, немного. Они расположены в основном в Среднем Поволжье и датируются наиболее размыто: примерно от 70‐х годов V века (или от конца этого века) до начала или середины века VI. Эта группа погребений, возможно, маркирует и последующий путь гуннов на историческую родину в Центральную Азию. К ним мы еще вернемся.