лучше. И в тумане, тут же обступившем их с бабой Марфой со всех сторон, ориентировалась хорошо. Болотный домик виделся ей в этом тумане маяком. Не глазами виделся, а внутренним взором. Кто бы мог подумать, что Стеша поверит в саму такую возможность!

— Спрашивай, — сказала баба Марфа, когда земля под их ногами начала пружинить и хищно причмокивать.

— Я уже спросила, — сказала Стеша. — Почему этот… почему фон Лангер назвал вас тетушкой?

— Потому что я и есть его тетушка. Не родная, а так, седьмая вода на киселе. Мой отец и его бабка были кузинами. Бабка вышла замуж за немца и уехала жить в Германию.

— За немца?

— В те времена, Стэфа, это было не зазорно. Особенно в аристократической среде. — В голосе бабы Марфа послышалась нескрываемая ирония.

— То есть он сказал правду, когда назвал вас графиней? Вы графиня?

— И ты тоже. Стефания, ты потомок древнего и некогда весьма влиятельного дворянского рода Каминских. — В голосе бабы Марфы слышалась все та же ирония, словно она и сама не верила в то, о чем говорила.

— Этого не может быть, — прошептала Стеша.

— Почему? Потому что ты не желаешь быть графиней?

— Не желаю! — сказала она твердо. — Не хочу иметь ничего общего с этими буржуазными пережитками прошлого!

— Вот и твоя мама не хотела. А я и не настаивала. В нынешние времена таким происхождением лучше не бахвалиться. Но факт остается фактом: в ваших с Катериной жилах течет голубая кровь.

Стеша усмехнулась.

— А я думала, болотная вода.

— Одно другому не мешает. Неплохо они уживаются: голубая кровь и болотная вода.

— Но как же?

— Как так вышло, что я, урожденная графиня, живу на болоте, лечу деревенских мужиков и баб, а сама выгляжу как старая ведьма?

Стеша молча кивнула. Баба Марфа не могла видеть ее реакцию, но все равно почувствовала.

— Графиня Мари Каминская жила с родителями и младшей сестрой в прекрасном и светлом доме. — Она говорила словно не о себе, а о каком-то другом человеке, словно рассказывала чужую удивительную историю. — Ты его видела, Стэфа. Это усадьба на берегу реки неподалеку от Марьино.

Стеша видела. Однажды они проходили мимо с Серафимом. Дом казался печальным и заброшенным. Окна его были заколочены досками, каменные стены почернели от копоти и кое-где обвалились, а разбитый поблизости парк одичал. Стеша тогда спросила, что это за дом и что с ним случилось. Серафим ответил, но как-то уклончиво. Из его путаного рассказа Стеша поняла лишь, что прежние хозяева давно мертвы, а новым дом не приглянулся.

— Славные были времена. — В голосе бабы Марфы слышалась улыбка. — Балы, литературные салоны, летом конные выезды, зимой катания на санях, игры в снежки… Иногда мне кажется, что все отмеренное мне счастье выпало на те годы.

— Вы сказали, что жили с сестрой. Это она, Ханна? — спросила Стеша, пытаясь свыкнуться с мыслью, что ее бабушка посещала балы и литературные салоны.

— Да, только Ханной она стала уже после эмиграции. Здесь она была Анной. А для меня — Анютой.

А теперь боль, боль и мука слышались в голосе бабы Марфы, делали туман вокруг плотнее и холоднее. Стеша поежилась.

— Она была красивая?

— Очень. Мне кажется, она была сказочно красивая. Но он, как ни странно, выбрал меня.

— Кто? — спросила Стеша с замиранием сердца.

Туман пошел алыми, как кровь, сполохами. Только это была не кровь, это была боль пополам с черной меланхолией. Кажется, теперь Стеша умела различать оттенки не только тумана, но и людских чувств.

— Ты спрашиваешь, кто? — Из тумана, из этих красно-черных сполохов выплыло лицо бабы Марфы. Красивое, молодое, еще не обезображенное ожогом. — Это проще показать, чем рассказать, Стефания.

— Но… как?

— Дай свое согласие, — сказала эта незнакомая баба Марфа. — Скажи вслух, что хочешь увидеть все собственными глазами.

— Я хочу, — сказала Стеша, не раздумывая ни секунды.

— Хорошо. Пойдем со мной.

На ее запястье сомкнулись крепкие пальцы, потянули. Стеша не сопротивлялась. Она дала свое согласие.

Они остановились на краю черного «оконца», мох под их ногами качнулся и застыл в неподвижности. Из складок одежды баба Марфа достала нож с костяной рукоятью, полоснула им сначала по своей раскрытой ладони, потом по Стешиной. Стеша ойкнула, попыталась отдернуть руку, но баба Марфа держала крепко.

— Смотри, — сказала она, и в голосе ее Стеше почудилось сожаление и жалость. О чем она сожалела? Кого жалела? — И ничего не бойся, девочка моя. Помни, что это не твоя жизнь. Просто смотри.

Кровь с их раскрытых ладоней падала в черную воду, и в том месте, куда попадали капли, вода шипела и испарялась, поднималась в воздух то ли паром, то ли туманом. В тумане этом слышался звонкий смех.

Глава 25

Туман поднимался от нагретой и влажной земли, взбирался по подолу бархатной амазонки, мелким бисером оседал в волосах. В тумане слышался звонкий смех.

— Мари! Мари, я здесь! Ты почти нашла меня!

Она не нашла. Она искала Анюту уже так долго, что выбилась из сил. Одежда ее сделалась влажной и тяжелой, а тонкая кожа охотничьих сапог пропиталась водой.

— Анюта! Где ты? — Закричала она, и собственный голос показался ей чужим и незнакомым. Наверное, из-за тумана. А еще из-за страха.

Это была глупая идея: сбежать на болото от отца и его гостей. Гости были все как на подбор стары. Молодым среди них был лишь граф Всеволод Уступин, сын старинного отцовского приятеля, прикативший к ним в гости из самой столицы. На Всеволода у маменьки были очень большие планы. Мари исполнилось двадцать лет, еще немного, и станет