— Надо исправить антенну. Я ее укорочу, тогда ее пулей не собьешь, и укреплю обломками бетона на самой середине крыши.

— Вылезешь, тебя тут же пристрелят, — возразил ему Тамакити. — И прикрыть тебя отсюда огнем не удастся.

— Конечно, не удастся, — сказал Радист, не открывая глаз и лишь нахмурив брови, отчего между ними пролегли мясистые складки. — Прикрывать меня не надо. Объектив телекамеры фиксирует все происходящее, и полицейские не станут на глазах у всех стрелять в невооруженного человека. Для острастки, может, пальнут разок. Я притворюсь, будто удираю с перепугу, и утащу сюда остатки антенны...

Слова Радиста не могли никого обмануть, больше всего они смахивали на самовнушение. Подростки, ошеломленные, выслушали его.

— А может, обойдемся без антенны? — спросил Такаки. — Не хватит ли нам вещать? Все равно они пропускают наши слова мимо ушей. Ну, установим антенну и снова начнем передачу, что изменится?

— Нет, они ничего не пропускают мимо ушей. Сбили же они нашу антенну, — сказал Радист, решительно посмотрев на товарищей. — Я и сам не верю, что сделка пройдет как по маслу. Но ведь мы начали вещание, даже позывные у нас есть. Если бросим дело на полпути, значит, все было только игрой. А я отношусь ко всему всерьез. Поймите же, радиостанция у Союза свободных мореплавателей — настоящая.

Он умолк. Глаза его, красные от слезоточивого газа, устремились к выходу на балкон. Он чувствует себя одиноким, подумал Исана, и подавленным. И хочет скрыть, что у него на душе.

— Но разве передачи наши не утратили смысла? — с досадой спросил Исана. — Зачем же чинить антенну и снова возобновлять их?

Удивленный Радист взглянул на него с осуждением и гневом. Но тотчас взгляд его сделался отчужденным. Он спокойно поднял с пола кусачки и заткнул их за пояс хлопчатобумажных шортов. Потом, подойдя к шаткой баррикаде из обломков железобетона, начал ее растаскивать. Тамакити молча стал помигать ему.

Низко согнувшись, точно боясь удариться головой о яркий сноп света, хлынувший из открытого отверстия, и по-прежнему не обращая ни на кого внимания, Радист вышел на балкон.

Вдруг ноги его взметнулись вверх, словно подкошенные ветром, и грохнул выстрел. Казалось даже, будто выстрел прозвучал чуть позже. Но Радист снова вскочил на ноги. Думая, что он повернет назад, Тамакити расширил проход в баррикаде. Радист сделал шаг, еще один, все решили, что он возвращается. Однако он направился к металлической лестнице — ее скрывала баррикада — и поднялся на крышу. Раздался еще один выстрел. Тамакити вернулся на свой пост и, выворотив дулом автомата заслонку из бойницы, дал длинную очередь. Осаждающим его выстрелы никакого вреда не причинили. Расстреливая магазин, Тамакити плакал и не видел ничего перед собой. По стеклу крайней бойницы, ближайшей к металлической лестнице, поползла удивительно светлая струйка крови. Такаки окликнул Радиста. Ответа не было. Радист погиб, чтобы не играть в радио...

Плача навзрыд, по-детски, как Бой, Тамакити вставил в автомат новый магазин и ждал у открытой бойницы; остальные не могли отвести глаз от стекла, по которому бежала струйка крови.

Исана услышал у самого уха слова, похожие на молитву, это Красномордый шептал что-то, глядя на струйку крови, то убывавшую, то прибывавшую снова.

Час дня — ответа нет. Полицейская машина без конца передает стереотипные фразы. Они повторяются одним и тем же голосом и теми же словами, но это не магнитофонная запись: окончания слов стали неразборчивыми. Наверно, у диктора язык заплетается. Даже если задняя дверь машины и открыта — из убежища этого не видно, — в ней все равно жарища. Должно быть, от бесконечно повторяющихся фраз у человека в мундире — он, страдая от невыносимой жары, сидит на узенькой скамеечке возле рации — уже перегрелась голова.

— Я был бы рад доверить ему рацию Союза свободных мореплавателей, — сказал Такаки. — По-моему, он из той же породы людей, что и Коротышка...

— Другого Коротыша на свете не сыскать, — зло бросил Тамакити.

Каждый раз, когда Такаки брал наушники, Тамакити недовольно хмурился: он ждал, что рация — она теперь вела прием только на средних волнах — сообщит о гибели Радиста, труп которого валяется на солнцепеке. Если бы «общественное мнение» признало, что полиция зашла слишком далеко, убив безоружного человека, и нужно разрешить внести его тело в дом, Тамакити сразу полез бы на крышу. Но Такаки, склоняясь к рации, лишь морщился — брезгливо и зло.

Доктор разрезал пополам очки для плавания, укоротил переносицу и снова сшил их. Они должны были защитить глаза Дзина от слезоточивого газа. Из запасных наушников — он сделал их полегче, вынув все внутренности, потом набил их поролоном, — теперь готовы были и глушилки для Дзина. Корабельный врач Союза свободных мореплавателей мучился оттого, что не смог оказать помощь Радисту, пока тот еще был жив, и старался отвлечь себя работой.

Исполняя свои обязанности наблюдателя за тылом, Исана устроился у слухового окна над винтовой лестницей.

— Кажется, и жители домов на холме тоже возненавидели нас, — сказал Исана и взял у Такаки бинокль.

Однако иероглифы на полотнище никак не затрагивали осажденных, а выражали лишь недовольство властями: «Полицейские моторизованного отряда, здесь тихий жилой район, залетающие сюда шальные пули нас беспокоят». Исана смотрел в бинокль, пока не заныла шея, и смеялся про себя. Потом Такаки взял у него бинокль и, глянув в окно, тоже засмеялся:

— Бедная полиция осталась одна-одинешенька! А солнце припекает все сильнее, полицейские небось перебесятся от злости. Предложи мы им сейчас вместе взять штурмом этот поселок на холме, они бы, пожалуй, согласились! — усмехнулся Такаки.

— Слышишь, Тамакити, жители холма выставили плакат с протестом, мол, шальные пули тревожат их покой.

— Ничего! Скоро появится новая надпись: «Полицейские моторизованного отряда, побыстрее уничтожьте сумасшедших», — мрачно сказал Тамакити.

Исана, как специалист по словам, предложил, чтобы Союз свободных мореплавателей тоже вывесил полотнище с обращением. Даже если полиция будет его игнорировать, все равно скрыть его от средств массовой информации не удастся. Объектив телекамеры сразу же запечатлеет плакат. Зато он покажет всем, что и теперь, когда радиостанция Свободных мореплавателей умолкла, их требования остаются прежними. Исана притащил стопку пеленок, и Доктор, которому план Исана пришелся по душе, ловко сшил их вместе.

— Это ты на медицинском факультете так навострился?

— Да нет, — улыбнулся Доктор и объяснил, что учился шить паруса.

Специалист по словам сделал фломастером надпись: «Ответьте — что с нашим судном!» Прикрепив к нижней кромке полотнища груз и прибив в трех местах поперечные планки, они с Доктором спустили его через бойницу.

Снайперы открыли бешеный огонь. Через минуту они сбили полотнище, и из бойницы повисли лишь обрывки веревок. Громкоговоритель продолжал повторять стереотипные фразы. В дрожавшем от жары мареве расплылись очертания полицейской машины. Земля, выброшенная из окопа, стала сухой, как песок. Да и в самом окопе было, конечно, сухо и жарко. Все жарче становилось и в убежище. В два часа дня показалась машина «скорой помощи». Пытаясь приблизиться к полицейской машине, она застряла, огибая заболоченную низину. «Скорая помощь» долго буксовала в колее, проложенной самосвалами, потом попятилась раз-другой, рванулась вперед и, наконец, добралась до полицейской машины.