– Ну что, полетели?

* * *

Разрубить канаты оказалось непросто. Пал Палыч кряхтел, махал топором, пот лил с него градом. Но дело продвигалось медленно и натужно. Миша несколько раз порывался выскочить и помочь с непростым заданием, но Данилов останавливал его взглядом:

– Потом залезать обратно неудобно будет в качающуюся кабину, сноровки у тебя нет. Подождем, он справится.

Наконец, последний канат поддался, разорвался с сухим треском, тут же пол закачался, и дирижабль медленно начал набирать высоту. Пал Палыч отчего-то приложил руку к несуществующему козырьку и так и стоял, наблюдая, как дирижабль поднимается выше и выше.

Ощущения от небольшой качки были не из приятных, к тому же начало закладывать уши. Так что Миша практически пропустил взлет, борясь с неприятными ощущениями. Зато, когда дирижабль набрал высоту, парню стало немного лучше. Данилов окинул его взглядом:

– С первым летным крещением тебя. И в прошлом мало кому удавалось полетать на дирижабле. А уж сейчас, будь уверен, мы, наверное, единственные во всем мире, кто решился подняться в воздух.

Игорь Владимирович и Колька сидели на полу, еще не пришедшие в себя после всех событий, а потому мало обращающие внимание на происходящее сейчас. Слишком мало времени прошло с момента, когда родная станция канула в небытие.

– Будешь штурманом, Миша.

– Что я должен делать?

– Ну, следи за горизонтом, – улыбнулся Данилов. – Высоко подниматься мы не будем, чем выше – тем больше потеря подъемной силы из-за разреженности атмосферы. Полетим низко над землей. Да и перелет будет недалеким. При благополучных раскладах займет около трех часов.

Миша посмотрел вниз, и с непривычки закружилась голова, деревья показались ему такими маленькими. Прямо под ним расстилалось зеленое море, оно шевелилось, покачивалось, колыхалось. А вон стремительно уплывает вдаль войсковая часть, и, быть может, там на плацу до сих пор стоит Пал Палыч, всматриваясь в небо и приложив руку к козырьку. А дальше, там, где заканчивались границы Царицынского леса, начинался город. Он был огромен, величав и мощен даже сейчас. И он был мертв, неподвижен – словно памятник ушедшей эпохе. И все равно Мишу охватило благоговение перед масштабами открывшегося сверху вида. Он посмотрел на Данилова – как тот реагирует на увиденное, но лицо Ивана было грустным, ведь он знал другую сторону города, он видел его живым. Сталкер перехватил взгляд парня и подмигнул ему:

– Считай, Миша, что ты на обзорной экскурсии.

И, помолчав, добавил:

– Жаль, что ты не видел прежнюю Москву. А с другой стороны, я тебе завидую, тебе не понять, что потеряли мы.

Дирижабль плыл дальше, миновал Царицынский парк, потянулись первые дома за ним.

– Смотри, Миша, а вон и твой дом, – Данилов указал рукой на крохотный павильон станции Орехово, и тут же пожалел, что сказал это вслух.

«Какой же я дурак, сам напоминаю об ужасе, который довелось пережить совсем недавно этим несчастным. Ведь дома у них больше нет». Но Миша был поглощен полетом и, видимо, не расслышал. А Игорь Владимирович и Колька были в этот момент в другом конце кабины. Данилов кинул взгляд на запад – оттуда надвигались лиловые облака, но они были далеко, беспокоиться было рано.

– Есть еще кое-что, – задумчиво сказал Данилов. – Надо сообразить, как будем приземляться. Можно попробовать сесть на землю, двое из нас спрыгнут и привяжут канат к чему-нибудь. А потом мы нагрузим дирижабль балластом, чтобы ветром не сорвало.

Миша уверенно кивнул.

– Справимся. Как прибудем на место, разберемся.

* * *

Что привело его сюда? Ноги подчинялись телу уже с огромным трудом, Вильдер понимал, что ему оставалось уже не так много, но это его не волновало. Видели бы его сейчас – настоящий старик, полусогнутый, еле передвигающий ноги, жалкий и беспомощный, в рванине и треснувших солнечных очках. Давно ли он разгуливает без противогаза? Плевать. Зато напоследок подышит настоящим воздухом, а не через тесную резиновую маску с фильтрами.

Вильдер стоял на мостовой напротив дома, в котором он провел, наверное, свои самые лучшие годы. Стоял и примечал, как изменился с той поры его родной уголок: трещины расползались по стенам, чернели провалы-окна, некоторые – с сохранившимися рамами. На крыше происходила какая-то возня – там две вичухи боролись между собой за недавно пойманную добычу, огромного слизня, которому не посчастливилось оказаться на открытой местности. Когда охота кушать, и такой живностью не побрезгуешь. Наконец, они разодрали надвое тело жертвы и убрались восвояси, каждая в свою сторону, неся в когтях куски извивающегося тела монстра. Жирные вонючие капли – кровь слизня – упали совсем рядом с Вильдером, и Сергея передернуло от отвращения. А еще недавно он превозносил новые формы жизни и считал их совершенными. Накатила тошнота, и Сергей упал на колени, дергаясь в спазмах. Встал с трудом, на это ушло, казалось, не менее получаса. Он вновь вспомнил о Мише.

– Прошу… спаси и сохрани его… прошу тебя…

И вдруг на мгновение огромная тень накрыла Вильдера и заскользила дальше по земле, причудливо искривляясь на местности. Сергей поднял голову, и его губы тронула улыбка. «Они сумели, выбрались, смогли подняться в небо». Сигарообразный дирижабль скользил по небу легко, рассекая воздух, его серебристые бока искрились на солнце, а сбоку было написано неровным почерком слово «Надежда».

– Господь с вами.

Вильдер взглянул на фотографию, которую все это время держал в руке. С нее смотрела на него и мило улыбалась молодая девушка, Мишина мама. А ее обнимал за талию, стоя спиной к фотографу, молодой Сергей.

По просьбе Миши Данилов все-таки поднял дирижабль повыше. Вид с высоты открывался такой, что дух захватывало. Сейчас они шли вровень со стремительно надвигающимися облаками с запада. «Сброшу высоту попозже, – подумал Данилов, – пусть парень мир посмотрит».

Почти повсюду зеленел огромный океан разросшейся растительности, обступая заброшенные поселения. Позади, словно большая язва на теле земли, темнел город, переплетаясь улицами. Зелень потихоньку подбиралась к нему, тянула свои руки; и ясно было, что когда-нибудь изумрудный океан поглотит разрушенный город.

Лес был потрясающе красив и обманчиво спокоен. Но Миша знал, что может скрываться в его дебрях, какие разнообразные формы расплодились там, наплевав на законы эволюции. Искрились в солнечном свете утопленные в зелени озерки и речушки, торчали мачты линий электропередач, темнели прогалины. Природа расправила плечи, скинула с себя человеческое иго и теперь безраздельно властвовала на своей территории. Миша вдруг подумал, насколько ничтожны они сейчас по сравнению с разгулявшейся вокруг флорой и фауной, вошь на теле, которую надо раздавить, чтобы она не докучала природе больше. В принципе, все к этому и идет. Таких вошек становится все меньше и меньше, в итоге они исчезнут с лица земли, которая наконец вздохнет спокойно. Но Мише не хотелось исчезать, он еще поборется, он еще попытается изменить хоть что-то.