– Тебе контактные линзы больше не нужны. Твое зрение стало лучше с тех пор, как ты переехала в Тай Гвин.

– Это точно. – Тильда прижимается к нему теснее. – Ты себе представить не можешь, как это чудесно – перестать скрывать за ними глаза.

Дилана осеняет.

– Слушай, дядя Ильтид сказал, что эту гривну сделали для ребенка. Раз на ней выгравированы все эти ведьминские знаки и она оказывает на тебя такое поразительное действие, имеет смысл предположить, что она принадлежала той женщине, которую ты видела, поскольку она была прорицательницей и, вероятно, ведьмой. И ясно…

– Ясно, что у нее был ребенок. Теперь хорошо бы узнать, выжил ли кто-нибудь из них после набега на остров и деревню.

Дилан покрывает поцелуями лоб, лицо, шею Тильды.

– Потому что если они уцелели, – шепчет он, – то может статься, что у Сирен были внуки и правнуки. – Он целует ее ключицы, потом снимает с нее футболку, стягивает лямки бюстгальтера и двигается все ниже. – И так далее, далее, далее, сквозь века, от поколения к поколению, пока мы не доходим… – Он смотрит на нее и улыбается.

Тильда улыбается в ответ.

– До меня. Пока мы не доходим до меня.

Сирен

Тануэн весело играет с цветами рядом с нашим маленьким домом. Это так радостно – видеть, как любознательный юный ум тянется ко всему, что предлагает мир. Ее увлеченность лепестками лютика, восхищение крыльями бабочки, ярость от того, что ее обожгла крапива, – с каждым новым опытом она растет. Я уже сейчас вижу в ее глазах свет волшебства. Ее благословила сама Аванк, и она моя дочь, но дело не только в этом – дар волшебства заключен в ее душе. Я буду пестовать его, растя ее, и когда-нибудь она станет моей достойной преемницей.

Она слышит, нет, чувствует, что кто-то приближается. Я слежу за ее взглядом и вскоре вижу громко топающую Несту. Я готова объяснить чуткость дочери тем, что она унаследовала мою кровь, но, по правде говоря, тугоухий пьяница, валяющийся у пустой бочки из-под эля, и тот услыхал бы, как по тропинке тяжело шагает прислужница принцессы. Она несет ивовую корзину. Уже смеркается, но я могу разглядеть на пухлом лице не свойственную ей улыбку.

– Доброго тебе дня, Сирен Эрайанейдд. И тебе, малютка. Какой она стала хорошенькой.

Я поднимаю брови. Неста тщится изобразить сердечность, но я вижу ее потуги насквозь, вижу так же ясно, как если бы смотрела сквозь дорогой стеклянный бокал, полный чистой озерной воды. Я не отвечаю на ее приветствие, и тем не менее она не снимает маску дружелюбия.

– Прости, что не навещала тебя столько долгих месяцев, пророчица. Моя госпожа любит, чтобы я всегда была при ней.

– А сама она не захотела прийти? – Насмешкой, заключенной в вопросе, я бросаю Несте вызов, но она, похоже, к нему готова.

– На сей раз, – говорит она, слегка понизив голос, – я действую по собственному почину. Моя госпожа не знает о моем желании переговорить с тобой. Я ускользнула от нее незаметно.

Мне трудно в это поверить, но я решаю подыграть ей, чтобы выяснить, что ей от меня надобно. Ибо Неста делает лишь то, что выгодно самой Несте, пусть и косвенно.

– Не желаешь ли присесть? – И я показываю на расстеленное на земле одеяло. Сейчас еще слишком тепло, чтобы развести костер, но на одеяле лежат подушки, так что на нем можно приятно отдохнуть. Пыхтя и тяжело дыша, Неста наконец опускается на красно-зеленую шерсть. Она улыбается Тануэн, которая смотрит на нее, решает, что эта женщина не представляет интереса, и возвращается к своим цветам.

Я сижу напротив Несты.

– Ты не из тех, кто наносит визиты просто так, – замечаю я. – Что же тебе от меня надо?

– О, ничего, – уверяет она. – То есть ничего лично для меня. Как я уже говорила, я нахожусь здесь без ведома моей госпожи, но я пришла к тебе ради ее пользы. И, думаю, также ради твоей. – Неста замолкает, чтобы собраться с мыслями, а может быть, для того, чтобы вспомнить выученную наизусть речь, затем продолжает: – Моя госпожа, по причинам тебе понятным, не чувствует, что может прийти к тебе сама. Однако это вовсе не означает, что она о тебе не думает.

– Думаю, у нее насчет меня есть свое мнение, но не уверена, что нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь мне его передал.

– И все же ты находишься… в непростом положении…

От этих слов я не выдерживаю и смеюсь. Тануэн смотрит на меня и улыбается, а наша гостья злобно хмурится.

– У тебя немало талантов, Неста, я это признаю. Но дипломатический дар не входит в их число. Быть может, принцессе следовало вместо тебя послать ко мне своего брата, чтобы лить в мои уши медовые слова.

– Повторяю, принцесса не знает, что я к тебе пошла. – В голосе служанки звучит обычная сварливость. Чувствуется, что ее терпение уже на пределе. – Я пришла только потому, что хочу услужить моей принцессе. А еще я хочу поговорить с тобой как одна ведьма с другой.

Теперь хмурюсь я.

– Я, может быть, и ведьма, а ты мастерица готовить зелья и припарки, но не путай свои навыки с моим даром, прислужница принцессы! Я бы не унизилась до того, чтобы нашептывать черные слова, которые ты называешь магией. Это гнусное и опасное искусство. Ты мне не ровня и никогда ею не будешь.

Неста ерзает на своем объемистом заде, ее неистовая ненависть ко мне так и рвется, так и просится наружу, но настоятельная необходимость, заставляющая ее оставаться со мной любезной, продолжает держать эту ненависть под спудом.

– Прости меня, – с притворной улыбкой говорит она. – Горячее желание склонить тебя на свою сторону сделало меня бестактной. – Она мнется и несколько мгновений молча наблюдает за Тануэн. – Она очень похожа на тебя. И все же в ней есть что-то и от ее отца. Это очевидно всем, – добавляет она, снова устремляя на меня взгляд поросячьих глазок, видимо, для пущей убедительности.

– Ни для кого не секрет, кто ее отец.

– Верно. И моя госпожа это приняла.

– А разве у нее был выбор?

– Она… допустила, чтобы все было так, как есть сейчас.

– Разве могла она этому помешать?

– Она могла бы воздвигнуть между тобою и своим мужем еще больше препятствий. Сделать так, чтобы он навещал тебя не столь часто. Найти новые способы помешать ему приходить к тебе.

– Еще больше препятствий? Новые способы? Ты провозглашаешь правду с каждым сказанным словом, несмотря на все потуги скрыть ее. Принцесса мирится с любовью принца Бринах ко мне и его желанием быть со своею дочерью, потому что другого выбора у нее нет.

– Она терпит такое положение дел с достоинством, как и подобает принцессе!

– И что, я должна быть ей за это благодарна?

– Неужто тебя не мучает совесть за то, что ты украла чужого мужа?

– Принц Бринах – не чье-то имущество, которое можно украсть. Он может дарить свою любовь той, кому пожелает. И проводит время со своим ребенком, как и любой любящий отец.