Мандарин Тан задумался. В словах монаха была несомненная истина. Династия Ле слабеет на глазах. Как же сложится ситуация в ближайшие годы? Сторонники господ Чинь на севере и князей Нгуен на юге, пользуясь слабостью властей, раздирают страну на части, дробят ее, а значит, делают уязвимой. Он слишком хорошо знал, что такое личные интересы и политические предательства, чтобы не понимать, насколько хрупким и уязвимым может быть раздробленное государство.

— Что вы хотите сказать, Сю-Тунь? — спросил он, глядя прямо в светлые глаза монаха.

— Госпожа Аконит погибла, спасая вас. Как вы думаете, почему она принесла себя в жертву?

Смущенный вопросом, мандарин Тан заморгал. Однако ответить он не успел, так как их разговор был прерван веселым возгласом:

— Ах вот вы где! — воскликнул, подходя, Динь, который снова щеголял в китайском наряде, оторвав от него леопардовый воротник. — Прекрасная погода для морского путешествия! Надеюсь, Сю-Тунь, что на пути домой удача будет сопутствовать вам.

Жизнерадостный тон и сияющая физиономия ученого не могли скрыть тени, мелькавшей в его взгляде.

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — улыбнулся в ответ монах. — Я умудрился провести четыре года в тяжелом влажном климате Китая и Дай-Вьета и выжить, так что теперь азиатские тайфуны стали для меня такими же хорошими знакомыми, как бретонские бури!

На каравелле маленький португалец с точеными чертами и низким лбом отчаянно замахал руками, давая сигнал к отплытию. Радуясь окончанию тяжелой работы, перешучиваясь и разминая затекшие спины, сошли на берег носильщики. Матросы собрались на палубе, готовые к поднятию якоря. Чувствуя комок в горле, трое мужчин посмотрели друг на друга.

— Вот и подходит к концу наш совместный путь, — произнес монах слегка изменившимся голосом. — Мне бы хотелось еще раз принести вам свою благодарность за теплый прием и за то, что я осмелюсь назвать дружеским расположением с вашей стороны.

Он поклонился, и мандарин в последний раз взглянул на рыжие веснушки, покрывавшие его бледную кожу.

— Да будет жизнь ваша долга и полна благоденствия, — ответил он, возвращая ему поклон.

— Ваш визит был честью для нас, Сю-Тунь, — сдавленным от волнения голосом проговорил Динь, тяжело переносивший разлуки.

Он отвернулся, чтобы не показывать своего огорчения.

Сю-Тунь поднялся на борт каравеллы, а мандарин Тан в сопровождении Диня прошел на свою джонку. Поднятые паруса изящно вырисовывались на фоне голубого неба, гордо реяли на ветру вымпелы с цветами имперского мандарина. Каравелла медленно направилась к устью реки, за ней по пятам следовала джонка.

Так обогнули они зеленеющие берега с деревушками, откуда веселая ребятня с восхищением наблюдала за кораблями, величественно плывущими к выходу в открытое море. Однажды они уже проделали этот путь, когда вместе скакали к месту кораблекрушения, но каким далеким казалось теперь это приключение!

Облокотившись о поручни, ученый вернулся к разговору, который они вели накануне.

— Тан, ты мне так и не сказал, как удалось госпоже Стрекозе заполучить браслет и перстень из столь вожделенного для нее набора.

— Когда я был у нее в комнате для медитаций, туда неожиданно зашла госпожа Аконит. Увидев меня, она повернулась, чтобы уйти, но госпожа Стрекоза, которая уже надышалась своим дымом и была не совсем в себе, задала ей вопрос относительно маленького кошелька, что та держала в руке. В растерянности госпожа Аконит сказала, что там лежит ключ от тюрьмы, и повернулась к выходу. Однако жена скопца оказалась проворнее: она метнула свой пояс, который обвился вокруг запястья госпожи Аконит, и та с явным неудовольствием бросила ей кошелек, после чего тут же вышла вон.

— Ясно, но ты не ответил на мой вопрос. И вообще, при чем тут ключ от тюрьмы?

— Это и есть ответ на твой вопрос, — ответил мандарин Тан. — Госпожа Аконит отдала жене скопца драгоценности. Прямо у меня под носом. Увидев меня, она хотела было уйти, но госпожа Стрекоза находилась под действием своих снадобий и, не отдавая себе отчета в опасности положения, болтала что придет в голову. Правда, ее состояние никоим образом не сказалось на ее ловкости, когда она метнула пояс, — из чего следовало, что она с такой же смертоносной сноровкой могла управляться и с шелковым шнурком.

Ученый Динь повернулся к другу, удивленно подняв брови.

— Ну а госпожа Аконит, как она-то завладела этими драгоценностями?

— Не забывай, что именно она организовала нападение на джонку. А кто находился на борту в это время? Две ее арестантки, которых нашли мертвыми и исколотыми ножом.

Мандарин умолк, снова задумавшись о трупах, которые обследовал доктор Кабан.

— На внутренней поверхности бедер у них было по два надреза, то есть всего восемь: семь для жемчужин и один для кольца.

— Как?! Значит, женщины таскали эти пресловутые камни в себе, внутри своего тела? — воскликнул пораженный Динь. — Никогда бы не подумал, что госпожа Аконит способна на такую жестокость!

— Ты прав, и ответственность за это изуверство лежит не на вдове. Вспомни-ка: до этого арестантки два месяца были в бегах и вернулись в тюрьму больные и измученные. Раны за это время успели затянуться, но инородные тела вызывали у них общее болезненное состояние.

— Но кто же?..

Перегнувшись через борт, чтобы лучше рассмотреть белые барашки, таявшие за кормой джонки, мандарин продолжил свою речь:

— Этот гнусный план родился в мозгу скопца Доброхота. Он перехватил драгоценности, заказанные его братом, имея, несомненно, намерение перепродать их за границу. В дневнике графа я прочел, что тот очень ждал эти украшения, но, по словам Доброхота, они еще не были доставлены. А вот в списке доставленных товаров они значились. Значит, скопец лгал своему брату.

— Но зачем же ему было использовать этих женщин? — с отвращением в голосе спросил Динь.

— Скопец управлял тюрьмой, ему ничего не стоило предложить арестанткам свободу в обмен на такую услугу. Ведь именно он подписал бумаги на отправку этих женщин под предлогом того, что их болезнь представляла опасность для остальных заключенных. Джонка должна была доставить их на остров Черепахи, где их освободили бы от тайной ноши и отпустили на волю.

Динь глубоко вздохнул, пытаясь представить эту гнусную сделку, закончившуюся гибелью несчастных женщин.

— Однако я не понимаю, как госпожа Аконит могла раскрыть эту махинацию. Неужели скопец посвящал ее в свои дела?

— Нет, конечно! Но, как тюремная надзирательница, она производила тщательный досмотр заключенных, чтобы убедиться, что они не прячут на себе оружия. Так она и заметила на теле двух женщин «желваки». Обладая живым умом, она немедленно сделала правильные выводы, тем более что уже, конечно, слышала о браслете и о перстне от госпожи Стрекозы, которой эти драгоценности были необходимы для обретения бессмертия.