Роен поспешно опустилась на одно колено, прижав кулак к груди, над сердцем, опустила голову.

– Тоже вариант, – согласилась Юная, – так ты собиралась о чём-то просить?

– Я молю… – Ора сбилась, но снова откашляться не решилась. – Я молю о том, чтобы им вернули… отнятое.

– У них никто ничего не отбирал, – кажется, атьера удивилась. Впрочем, Роен могла и ошибаться, лица-то богини она не видела, только подол с широкой каймой золотой вышивки.

– Тогда верните то, чем они заплатили в последний раз. И то, что отнял демон.

– Колесо не терпит неравновесия, – медленно, будто младенцу растолковывая, даже с жалостью, заговорила Юная. – Ничто не даётся просто так. И даже если мы исправим вред, причинённый тьеменом, что это изменит? Всё равно придётся платить.

– Ты считаешь, что он мало заплатил? Да он всю жизнь!..  – вскинулась Ора, запоздало сообразив, что таким тоном с богами не разговаривают. – Прости меня, не хотела тебя оскорбить.

– Согласна, злобы в голосе могло бы быть и поменьше, – не стала спорить атьера. – И знаешь, мне очень хочется спросить, кто это «он». Их тут аж четверо. Но так уж и быть, не стану. Только вот в ответ попрошу, ладно? Не взваливай на нас вину за ваши поступки. У вас своя воля, мы над ней не властны.

– Прости меня, – повторила Роен, ещё ниже склоняя голову, почти прижимая подбородок к груди. – Я готова заплатить, сколько потребуется.

– Это чем же?

– В… всем, – не с первого раза выговорила Ора.

– Вот так вот сразу и всем?

– Если на следующем Круге вы позволите нам быть рядом.

– И что тебя заставило думать, будто это сработает? – эдак задумчиво протянула Юная.

– Сказки, легенды, Правильная книга, – выдавила сквозь зубы Роен.

Животный ужас опять взял за горло, сдавил так, что каждый вздох приходилось силком проталкивать, а воздуха всё равно не хватало.

Умирать оказалось страшно и дико не хотелось этого делать. А вера в то, что после Закатного неба начинается новый круг, показалась вдруг не слишком убедительной.

– Ты тоже надеешься закончить всё на «жили долго и счастливо»? – спросила атьера и жалости в её голосе явно прибавилось.

– Колесо не имеет конца, – пробормотала Ора. – Когда-нибудь будет и так.

– Но ты же в это не веришь, – это прозвучало скорее не вопросом, а утверждением. Роен только упрямо мотнула головой, не доверяя собственной способности говорить членораздельно. От страха на языке стало кисло и горько, а сердце бухало в сузившемся до иголочного ушка горле. – И всё равно готова платить? Почему?

– А иначе всё будет бессмысленно. Совсем пусто. Не правильно.

– Так их любишь?

– Я только его люблю, – просипела Ора, всё-таки рискнув глянуть снизу вверх на совершенно безмятежную богиню.

– А другие? А-а, наверное, ты считаешь, что виновата перед ними, да? Мол, всё случилось из-за тебя?

– Нет, – опять мотнула головой Роен. – Вернее, и это тоже, но главное в другом.

– В чём же?

– Они его, а, значит, мои.

– Можно чуть понятнее?

– Не могу понятнее. Пожалуйста, хватит, не тяни! – Вот теперь Ора взмолилась по-настоящему, хотя,  наверное, снова не так, как следует. – Ты принимаешь мою плату?

– Да будет так, – равнодушно согласилась Юная.

***

Жара с темнотой соткались в тяжёлое покрывало, лишь на столике, прямо под распахнутым настежь окном, горел ночник, заботливо прикрытый тонким, радужным, будто мыльный пузырь, стеклянным колпаком. Лампа ничего толком не освещала, лишь кружевную занавеску, чуть шевелящуюся под лениво тёкшим через подоконник ветерком, да всё тот же стол, графин с чем-то золотисто-медовым, два бокала и вазу с фруктами.

Бриз облегчения не приносил, он казался тёплым, как вода и остро пах цветущим жасмином и морем. Ора, никогда даже близко с морем не бывавшая, точно знала: именно такой у него аромат – медно-горьковатый, с душком осенней дыни.

Роен приподнялась на локтях, пытаясь заглянуть за подоконник, рука скользнула по уже привычной шелковистости льняных простыней, рука подломилась и девушка неловко перевернулась на бок, едва  не ткнувшись в чью-то голую грудь.

– Осторожней, – запоздало предупредил Грай, придерживая её за плечо.

– Тебе больно? – тут же всполошилась Ора, таращась на экзорциста.

В этом таращенье ничего умного, наверное, не было, потому что Роен ничего не понимала, вот просто ничегошеньки.

– Тебе может быть больно, – не улыбнувшись, а эдак лишь обозначив улыбку, пояснил муж.

Наверное, атьер хотел успокоить девушку, но ничего у него не вышло, слишком уж напряжённой получилась мина. Да и весь он походил на чересчур стянутую пружину.

– А мы где? – спросила Ора, лишь бы не молчать.

– Кажется, в моём особняке на Ласковом побережье, – едва заметно пожал плечом экзорцист.

– И как мы сюда попали?

– Понятия не имею. Последнее, что я помню…

Грай поморщился, а продолжать не стал. Видимо, воспоминание было не из приятных. Впрочем, Ора его прекрасно понимала. Она бы тоже – и с превеликим удовольствием! – выкинула из головы Лабиринт вместе с Юной и сделкой. К сожалению, всё это помнилось очень отчётливо.

– Грай, – почти шёпотом позвала Роен, протянула руку, кончиками пальцев, едва касаясь, провела по шрамам на его лице.

– Перестань.

Экзорцист отдёрнул голову, перехватив её запястье.

– Тебе неприятно?

– Тебе неприятно. Противно.

– Дура-ак. Такой важный атьер, а дурак.

Ора улыбнулась, вывернула запястье, обвела ладонью его скулу, погладила шрам, рассекающий бровь, вслед за белой ниткой давно зажившей раны спустилась к кончику носа. Экзорцист, напряжённый до закаменевших мускулов, будто притаился и, кажется, даже дышать позабыл, лишь глаза поблёскивали под полуопущенными веками.

– Грай, – снова позвала Ора, – это правда ты? – Эльд, серьёзный, как смерть, кивнул. – Как же хорошо, что это ты. – Роен легонько вздохнула, пристраивая щёку ему на грудь, где шрамов тоже хватало. – А это я.

Он молчал долго – девушка подумала, что уж совсем никакого ответа не дождётся, так и будет её дорогой супруг лежать колода колодой. Но экзорцист всё-таки шевельнулся, словно хотел подняться, Ора даже отстранилась, чтобы ему не мешать. Но вставать Грай не стал, а обхватил Роен обеими руками, взгромоздив её сверху, стиснул так, будто хотел впечатать в себя.

– Ты представить не можешь, как хорошо, что это ты, – тяжело выдохнул ей в лицо. – Что это именно ты.

Кровать, кажется, покачнулась, а за ней и светильник, и окно, и Луна, выглядывающая из-за кружевной занавески белым боком. И весь мир покачнулся тоже, на один удар сердца замер, а потом снова пошёл, как подведённые часы, но в какую-то совсем другую сторону, вроде бы даже противоположную прежней.