накидку. Тибо надеялся, что она не станет его судить, что постарается понять, поможет нащупать твердую почву. Дойдя до Эмы, он вцепился в нее, как в долгожданный и единственный берег. Они искрились вечностью, кристальной и безупречной, несмотря на окровавленные пальцы.

Тибо долго оттирал их ядровым мылом, но ничто не смоет с него смерти Проказы. Он, словно боясь сам себя, упрашивал Эму с Гийомом больше не оставлять его одного. Они стали сменять друг друга. Гийом боялся что-либо говорить. Краем глаза он оглядывал своего друга, вспоминая о волках, о том, как окружают они жертву и изводят, выматывают ее и только тогда нападают. Окружен, измотан, изведен – таков был Тибо, и десятки очевидцев теперь это знали. Гийом предчувствовал, что где-то в темном углу уже затаился готовый к прыжку зверь.

– Тибо… не выходи больше из дворца, – посоветовал он наконец, – оставайся здесь, пока все не образуется. Прямо здесь, в кабинете, прошу тебя. И решено: свадьбу я переношу.

Тибо грохнул кулаком по письменному столу.

– ТЫ ЖЕНИШЬСЯ, ЛЕБЕЛЬ, ИЛИ Я ТЕБЯ УВОЛЮ! ЯСНО? СТАРЫЙ ХОЛОСТЯК МНЕ НЕ НУЖЕН!

Гийом скрестил руки и весь напрягся. Чтобы вновь открыть рот, ему пришлось собрать всю свою решимость, однако заговорил он спокойно:

– Тибо, ты меня беспокоишь. Открой окно. Глотни свежего воздуха.

К его удивлению, король послушался, тихий как ягненок. Но, обернувшись, впился в него глазами-льдинами.

– Тому, что я сделал сегодня утром, нет оправдания, – проговорил он глухо. – Проказа на свою беду оказался первым виновным, до кого я смог добраться. Я потерял голову.

И после тягостного молчания добавил:

– Мне нужно схватить руками что-то настоящее, понимаешь, Гийом?

Гийом молчал.

– Понимаешь?

– Нет.

– Все, что я могу, я делаю. Вооружить стражу, платить патрульным, строить дозорные вышки, засыпа́ть туннели, снимать пробы с каждой тарелки… Но что бы я ни делал, действительность ускользает от меня, как и то, что в ней невозможно. Потому что всегда есть другое, Гийом. Есть то, что вечно от меня ускользает.

Последние слова он произнес почти с одержимостью.

– Что, например? – спросил Гийом, ожидая услышать какую-то мелочь.

Тибо закрыл окно. Он не хотел, чтобы его слышали. Даже не был уверен, хочет ли говорить. В любом случае он плохо подбирал слова, хотя они носились у него в голове. То, что случилось утром, выбило его из колеи. Во-первых, это очевидно показывало, что он может слететь с катушек. Во-вторых, в смерти Проказы ему виделась неизбежность собственной гибели и гибели всего королевства. Он подошел к той тонкой, но глубокой, тщательно скрытой черте, за которой каждый из нас уже знает, что часы его сочтены, и дальше живет с каждым днем по чуть-чуть умирая. Ему ясно, почти осязаемо представлялись все те мучения, которые ждут его народ, будь ему суждено умереть сейчас. К ним примешивались все преступления, оставленные без возмездия, все преступники, которых не найти, и все те странности, которые сыпались на него отовсюду. Если он будет дальше молчать об этих загадках, то скоро взорвется. Он невольно стал их перечислять:

– Волки, равноденствие, лес. Меч. Силы Сидры, устроенное ею землетрясение. Мы делаем вид, будто все в порядке вещей, и все же, Гийом, это не поддается объяснению. Остров заколдован, черт возьми… Да еще…

Тибо растерянно замолчал, затем прошептал:

– Проводник, Гийом. Я видел его лицо.

– Когда?

– Наутро после равноденствия.

– И?

– Это не человек.

– Брось, Тибо. Кто же еще, по-твоему?

– Это мутант. Он… лис. Может, песец. Лис с каплей человеческого. Человек, в котором больше лисьего.

– Тебе наверняка показалось, Тибо. Сам подумай, в каком ты был тогда состоянии…

Тибо уперся руками в письменный стол и произнес с расстановкой:

– Я не ошибся, Гийом. Я видел собственными глазами.

Он стиснул зубы и на миг поднял глаза к облупившейся фреске.

– Теперь ты понимаешь меня? Подлинная действительность – как только она появляется, мне нужно хватать ее руками, а если надо, и кулаки пускать в ход.

Он показал ободранные костяшки.

– Взгляни, капитан. Это все, что у меня есть.

На этот раз Гийом не мог помочь советом. Он с беспокойством разглядывал короля, у которого собственное правление ускользало из рук, прямого человека, который начинает опасно сгибаться.

44

Как бывает наутро после диких бурь, после смерти Проказы наступило странное затишье. Даже телескоп Лемуана не шевелился. Однако зло свершилось: в придворном воздухе витала тягостная мнительность. Слуги стали еще бдительнее прежнего. Слишком горячий или слишком остывший суп, слишком острый или слишком тупой нож… – как знать, не сочтут ли какую оплошность за покушение? От вездесущих свекольников было не по себе, но больше всего народ боялся Тибо, некогда самого милого принца во всех Северных землях. Чем больше король терял лицо, тем больше костров разжигал манифест Т. Б. Читатели переписывали его на упаковочной бумаге и тайно распространяли, называя себя «тебеистами» и чокаясь за революцию.

Это не могло не дойти в конце концов до ушей Гийома, который, щадя Тибо, никак не решался пересказать всё ему. Но так как еще немного, и король стал бы единственным, кто не знает о существовании такой бомбы, капитан не мог откладывать разговор дольше. Он решил сообщить об этом во время обеда, в присутствии Элизабет и Эмы, чтобы они смогли сдержать Тибо, если новость его слишком взбудоражит. Манфред также был рядом, но поскольку умел становиться незаметным, Гийом его почти и не замечал.

Одного слова «Власть» было довольно, чтобы Элизабет вдруг раскраснелась, а Эма прыснула со смеху.

– Что с вами такое? – удивился Тибо.

– Сир, это… э-э… заглавие одного революционного манифеста, – объяснил Гийом. – Сам я его не читал, поскольку раздобыть его трудно, а при дворе – практически невозможно.

– Вы меня заинтриговали. Я непременно хочу его заполучить. Разыщите его для меня, капитан, во что бы то ни стало. И кто автор?

– Некий Т. Б., сир. Больше о нем ничего не известно.

– Возможно, из законников, – предположила Элизабет, – или изучающих философию…

– Словом, гений, – постановила королева.

– Ты что-то знаешь об этом, Эма?

– Совсем немного. Я всего-то пять раз его прочла.

Тибо откинулся на спинку стула. Гийом поперхнулся.

– Пять раз? Ты ПЯТЬ РАЗ прочла этот манифест? И как тебе удалось его раздобыть?

– Очень просто. Я знакома с изумительным библиотекарем.

Гийом резко повернулся к невесте. Он вдруг усомнился во всем, что знал о ней прежде. Элизабет аккуратно положила нож с вилкой.

– Послушайте, мальчики. У вас было полно других дел, и мы не хотели вас отвлекать.

– Отвлекать? ОТВЛЕКАТЬ? Но это же прямо касается политики! – стал горячиться Тибо.

– Я боялась, как