объяснением, Эма, Тибо и мировой судья больше не стали ломать голову по поводу ключа от больницы. Он был красивый, медный, с тисненым цветком бузины – знаменитым символом врачебного дела. Что до доктора Корбьера, то с тех пор он, встречаясь с Манфредом, всегда задерживал взгляд на его огромной связке. Он был совершенно уверен, что запирал дверь перед концертом.

Однако в ту минуту он еще нежился в кровати, в прекрасной компании. Утром понедельника – невиданное дело. В постели Эсме – невероятно. Вид у него был помятый, но на сердце еще хуже. Он ужасно себя корил. Почему не поцеловал ее прежде? Теперь она должна будет посылать его подальше, а сам он – глупо кочевать от барышни к барышне.

Он с сожалением вернулся в свои покои. Там его ждал верный Сильвен Удача, как всегда на посту. Лакей поклонился, восторженно улыбаясь, хотя всегда был так сдержан. Его темные живые глаза блестели особенным блеском.

– Ваш концерт, сударь… Поздно я осознал, что состою на службе у гения…

В ответ Лукас только кивнул. Ему нравился Сильвен, и он ценил его похвалу, но ему нужно было побыть одному. К тому же он не хотел привлекать внимание к тому, что ночевал не у себя.

– Приготовить вам платье, сударь?

– Нет, Сильвен, благодарю. Сегодня не трать на меня время. Я сам справлюсь.

Лукас прошел в спальню, где невероятно долго не мог переодеться. В каждом своем движении он чувствовал жесты Эсме. Кожа горела, он весь горел под кожей. Он окатил себя холодной водой, побрился с неистовой тщательностью и натянул синий костюм. Но, выйдя из спальни, обнаружил, что Сильвен не сдвинулся ни на волос.

– Ну же, Сильвен, уверен, у вас есть дела получше, чем стоять здесь столбом.

Лакей кивнул, но в глазах его вместо прежнего блеска читалось смущение.

– Сударь, если у вас найдется минута, я хотел бы поговорить с вами кое о чем.

– Да?

– Меня вызывал король, сударь, и я решил сам сказать вам причину, а не ждать, пока до вас дойдут слухи из кухни. Это из-за пчелы.

– Ты меня заинтриговал, – сказал Лукас, поправляя рукава шерстяного костюма.

– По неизвестной мне причине король убежден, что это я подал шоколад охраннику господина Лисандра, но я клянусь головой своей матушки, что это совершенно не так. Я стоял в двух шагах, заметьте, в руках у меня был поднос, это правда, но не я обслуживал стражу. Между прочим, я люблю свою матушку, сударь, и трижды подумаю, прежде чем клясться ее головой.

Сильвен волновался. И хоть стоял неподвижно, казалось, будто он так и подпрыгивает от волнения внутри ливреи. Лукас долго глядел ему в глаза.

– Я верю тебе, Сильвен, – решил он наконец.

Казалось, у лакея гора упала с плеч.

– А король мне, кажется, не поверил, сударь. Если бы вы смогли как-нибудь замолвить за меня слово, вы, я знаю, в хороших отношениях…

– Я с ним поговорю. Обещаю.

Лукас бросил вытягивать рукава рубашки, по-прежнему перекрученные внутри узких рукавов камзола. Он думал, что разговор окончен, но Сильвен все еще как будто подпрыгивал на месте. С самым неловким видом.

– Что-то еще?

– Сударь, да. Боюсь рассердить вас, сударь, но я стал свидетелем разговора, о котором не могу промолчать. После того, что вчера случилось.

Лукас кончил бороться с костюмом.

– Говори.

– Дело было в прошлый четверг, сударь, в портовом трактире. Как вы знаете, четверг – мой выходной, и я ужинал там. Знаю, сударь, тот трактир – не самое благопристойное место, но готовят там вкусно и берут недорого.

Портовый трактир действительно считался излюбленным местом для мутных делишек. Там всегда было полным-полно посетителей самого разного – если не сказать безобразного – рода, как местных завсегдатаев, так и чужестранцев.

– Я сам туда частенько захаживаю, – подбодрил его Лукас.

– Да? Вот как, сударь… Так, значит, в тот вечер за соседним столом сидел Проказа, конюх из королевской конюшни. Он пил много и потому говорил громко, так что я, даже не желая подслушивать, слышал всё. Он жаловался на двадцать четыре месяца каторги на борту королевского судна, но и хвастался тоже. Говорил, что зато разузнал об экипаже «Изабеллы» много такого, благодаря чему имеет теперь разные мыслишки, за которые неплохо платят. И так выпячивал при этом грудь, будто богат, как Инферналь. Ну и упомянул среди прочего что-то про пчелу.

Лукас кивнул. Сильвен лишь подтвердил его собственные подозрения: Проказа был единственным членом экипажа, способным извлечь выгоду из аллергии Феликса. Во время вспышки холеры он сделал вид, будто стал человечнее, и король нашел ему честную работу, чтобы окончательно перевоспитать, однако это было заведомо гиблым делом.

– Он еще кое о чем говорил, сударь. Про кого-то, кто не умеет плавать. Странно, на мой взгляд, не находите? Вы знаете кого-нибудь в Краеугольном Камне, кто не умеет плавать? И еще к тому же отправляется в морскую экспедицию? Но раз известно, что случилось с пчелой, думаю, стоит и об этом задуматься. Потому что утопление, сударь, – это дело серьезное.

– Ты прав, Сильвен. Он не упомянул, кто покупает у него идеи?

– Увы, нет. Для этого, я думаю, он был недостаточно пьян, но деньги, чтобы пить дальше, у него кончились, а в долг ему никто не хотел давать. Тогда он стал жаловаться, что в отличие от пчелы, идею с утоплением у него не купили. Видимо, тот, кто за них платит, подумал об этом и сам. Это вам о чем-то говорит?

Лукас тщетно покопался в памяти.

– Нет, не думаю. Но все равно спасибо, Сильвен. Все зацепки полезны.

– К вашим услугам, сударь.

– Ты уже кому-то говорил об этом, или я первый?

– Вы первый, – ответил Сильвен, который успел по обыкновению немного посплетничать с утра в крыле слуг.

– Прекрасно. Еще раз спасибо.

Сильвен поклонился, явно довольный собой и преисполненный уважения к доктору Корбьеру, который так внимательно его выслушал. На самом деле его сведения лишь прибавляли загадок.

43

– «Кто не умеет плавать»? – повторил Тибо, постукивая скипетром по яшмовому подлокотнику. – Из экипажа?

Король принял Лукаса в Тронном зале между двух аудиенций, истекая под мантией потом. Он бросил вопросительный взгляд на Гийома, который пошел с ним, потому что решил больше не оставлять короля одного.

– Знаю, сир, звучит странно, – согласился Лукас.

– Я брал на судно только тех парней, кто умеет плавать: все-таки я не настолько импульсивен, как толкуют…

– Заметьте, вы взяли на судно не только парней, сир, – вставил капитан.

– Не только, вы правы. Но