Пока кладу букет на стол, Леон исчезает. Недоуменно перевешиваюсь через балкон.

– Ты где?

– Раз, два, три, четыре, пять… – раздается снизу.

– Я иду искать…

Леон карабкается по водосточной трубе. Я снова хохочу.

– Что ты творишь?!

– Подхожу ближе!

– Не знала, что ты лазаешь по водосточным трубам, – говорю я и вздрагиваю, когда он подтягивается выше, хватаясь рукой за скобу.

– Я тоже не знал… – Глядит на меня и нащупывает левой ногой опору. – Ты определенно пробуждаешь во мне скрытые таланты.

Труба проходит рядом с балконом. Леон теперь в нескольких футах, тянется рукой к перилам.

– О! Мои печеньки! – восклицает он.

Отвечаю красноречивым взглядом.

– Ну да, справедливо… Поможешь?

– Ты спятил! – ворчу я, однако иду помогать.

Он хватается руками за перила и повисает на них, нащупывая ногами опору.

– О господи! – вскрикиваю я.

Жутко. Но не смотреть нельзя, иначе не замечу, если он вдруг начнет срываться, что гораздо ужаснее.

Подтягивается; во время последнего рывка хватаю его за руку, и он переваливается на балкон.

– Готово!

Пыхтит и отряхивается.

– Привет, – шепчу я, вдруг смущаясь своего чересчур открытого наряда.

– Прости меня! – Леон раскрывает объятья.

Прижимаюсь к его груди. Костюм дышит осенью – особый уличный запах, которым в это время года всегда пахнут волосы. В остальном Леон пахнет собой, так, как мне и хочется. Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и чувствую его твердое сильное тело.

В дверях появляется Мо с пластиковым пакетом рыбы и картошкой фри. Я не слышала, как он вернулся, и от неожиданности подпрыгиваю, однако в объятиях Леона даже мысль о Джастине пугает гораздо меньше.

– А! – говорит Мо. – Пойду перекушу куда-нибудь еще…

Я: Наверное, сейчас не лучшее время…

Тиффи: Надеюсь, ты шутишь.

Я: Не шучу, но очень надеюсь, что ты скажешь, что я ошибаюсь.

Тиффи: Ошибаешься. Сейчас самое подходящее время. Мы одни, дома, вместе. Куда лучше?

Смотрим друг на друга. Она по-прежнему в этом потрясающем платье. Кажется, стоит дернуть, и оно спадет с нее на пол. Страшно хочется попробовать. Сдерживаюсь – Тиффи говорит, что готова, однако день мало годится для бурного секса со срыванием одежды. Может быть, для медленного, нежного, дразняще долгого раздевания…

Тиффи: Кровать?

Голос – такой, как описывал Ричи: низкий и сексуальный… Сексуальный вдвойне, когда она произносит «кровать».

Стоим друг против друга. Беру в ладони ее лицо, целую. Чувствую, как она тает, как испаряется напряжение. Отклоняюсь, чтобы увидеть пламя в голубых глазах. Желание вспыхивает мгновенно, как только соприкасаются губы. Требуется огромное усилие, чтобы не опустить руки с обнаженных плеч ниже.

Она ослабляет мне галстук и снимает пиджак. Медленно расстегивает рубашку и целует. Между нами расстояние, точно мы, несмотря ни на что, из уважения держим дистанцию.

Тиффи поворачивается, приподнимая волосы, чтобы я расстегнул платье. Накручиваю их на руку и легонько тяну. Она стонет. Невыносимо. Подхожу вплотную, целую плечи и шею вдоль линии волос, прижимаюсь. Шевелится и пробует сама расстегнуть молнию.

Тиффи: Леон, сосредоточься! Платье!

Перехатываю из ее пальцев бегунок молнии и медленно тяну вниз. Медленнее, чем ей хочется. Она нетерпеливо изгибается. Отступает назад на меня, пока мои ноги не упираются в кровать. Мы снова прижаты друг к другу, голая грудь и ткань.

Наконец платье падает на пол. Почти как в кино – мерцание шелка и она вся, в одном черном белье. Поворачивается в моих руках, с тем же пламенем в глазах, и я отстраняю ее, чтобы лучше разглядеть.

Тиффи, с улыбкой: Ты всегда так.

Я: Как?

Тиффи: Так смотришь. Когда я что-нибудь снимаю…

Я: Не хочу ничего упустить. Дело важное, спешить нельзя.

Вскидывает бровь. Невыносимо сексуально.

Тиффи: Значит, спешить не будем?

Проводит мне пальцами вдоль пояса трусов. Просовывает руку внутрь, останавливаясь на волосок от того места, где хочется.

Тиффи: Ты пожалеешь, что захотел медленно, Леон Туми.

Уже жалею, как только она произносит мое имя. Ее пальцы двигаются по низу живота, а потом, мучительно медленно, берутся за пряжку ремня. Когда она расстегивает молнию, я сбрасываю брюки и носки, ощущая на себе ее кошачий взгляд. Хочу прижать ее к себе, но она твердо упирается рукой.

Тиффи, грудным голосом: Кровать!

Между нами снова дистанция; машинально идем каждый к своей стороне, она налево, я направо. Смотрим друг на друга и натягиваем одеяло.

Лежу на боку. Ее волосы рассыпались по подушке, и я чувствую ее наготу и страшно хочу дотронуться. Протягиваю руку. Тиффи берет ее, пересекая невидимую границу, проведенную в феврале, и целует мне пальцы, а потом берет их в рот… и неожиданно расстояние между нами исчезает. Тиффи прижимается – так и должно быть, кожа к коже, ни миллиметра между нами.

– Теперь ты видел меня голой. Добился своего, коварный искуситель. И все еще так смотришь?

Его улыбка становится очаровательной, та самая улыбка, которая давным-давно, еще в Брайтоне, меня пленила.

– Тиффани Мур, у меня самые серьезные намерения смотреть так на тебя веки вечные.

– Веки вечные!

Серьезно кивает.

– Как очаровательно и гениально неконкретно.

– Что-то подсказывает мне, что конкретные обязательства заставят тебя пуститься наутек.

Задумываюсь, кладу голову ему на грудь.

– Понимаю, но мне наоборот стало тепло и уютно.

Ничего не говоря, он целует меня в макушку.

– И еще я вряд ли смогла бы куда-нибудь «утечь».

– Может, вон из города, в деревню?

– Ну, – поворачиваюсь на живот и подпираю голову руками, – куда мне в деревню? Меня устраивает план про веки вечные. По-моему, он… Эй, ты слушаешь?

– Что? – переспрашивает Леон. – Прости, тебе удалось отвлечь меня от себя самой.

– А я-то думала, тебя ничем не отвлечешь!

Продолжая целовать, Леон рисует пальцем у меня на груди неровные круги.

– Конечно… Нельзя… А ты…