Цветные служанки услышали, как стучат ее каблуки по мрамору винтовой лестницы, и выстроились у дверей ее комнат, радостно улыбаясь и приседая.

– Лили, ленивая девчонка, ты еще не набрала мне ванну? – спросила Сантэн, и девушки переглянулись. Затем Лили побежала в ванную, очень убедительно изображая повиновение, а вторая хорошенькая служанка пошла за Сантэн в гардеробную, подбирая на ходу одежду, которую та сбрасывала.

– Глэдис, пойди проверь, полную ли и горячую ванну набрала Лили, – приказала Сантэн. Когда она вошла в желтом шелковом халате, обе девушки в ожидании стояли возле огромной мраморной ванны. Сантэн пальцем пощупала воду.

– Лили, ты хочешь сварить из меня суп? – спросила она, и Лили счастливо улыбнулась. Вода была нужной температуры, о чем свидетельствовал вопрос Сантэн: это была их обычная шутка. Лили уже приготовила кристаллы для ванны и высыпала немного в воду.

– Дай сюда, – приказала Сантэн и высыпала в воду полкувшина. – Больше никаких полумер.

Сантэн с извращенным наслаждением смотрела, как пена переливается через край ванны на мраморный пол. Девушки, хихикая над этим безумием, убежали, когда Сантэн сбросила халат и, ахая от изысканной боли, погрузилась в обжигающую воду. В сознании у нее снова возник пистолет с перламутровой рукоятью, но она прогнала это видение.

– Единственное, чего у тебя никогда не было, Сантэн Кортни, это трусости, – сказала она себе и, вернувшись в гардеробную, выбрала платье веселой летней расцветки, потом с улыбкой спустилась по лестнице.

Ее ждали Дейвенпорт и Сирил Слейн.

– Это займет много времени, джентльмены. Давайте начнем.

Каждый отдельный предмет в огромном поместье следовало пронумеровать и описать, стоимость его оценить, самые важные вещи сфотографировать. Все это заносилось в черновик каталога. Работу нужно было закончить в десять дней, до возвращения Дейвенпорта в Англию. Через три месяца он снова приедет, провести аукцион.

Когда Дейвенпорту пришло время уезжать, Сантэн удивила всех, заявив, что собирается проводить его на пароход – эту обязанность обычно выполнял Сирил.

Отплытие почтового парохода было одним из самых волнующих событий в жизни кейптауновского общества, и лайнер заполонили пассажиры и десятки гостей, пришедшие сказать им «bon voyage»[136].

У входа в первый класс Сантэн просмотрела список пассажиров и под буквой М обнаружила:

Малкомс, миссис И. Каюта А16.

Малкомс, мисс Т. Каюта А17.

Малкомс, мисс М. Каюта А17.

Семья Блэйна все-таки отправлялась в Англию. По взаимному согласию Сантэн с полковником не виделись с последнего дня турнира, и теперь она стала незаметно искать его в курительных комнатах и в гостиных для пассажиров первого класса.

Не найдя его, Сантэн решила, что он, вероятно, в каюте Изабеллы. Мысль об их интимном уединении раздражала, Сантэн отчаянно захотелось отправиться в каюту 16А под предлогом прощания с Изабеллой, но на самом деле чтобы помешать Блэйну пробыть наедине с женой еще хотя бы минуту. Вместо этого она сидела в главной гостиной, наблюдала, как мистер Дейвенпорт поглощает розовый джин, здоровалась со знакомыми и обменивалась банальностями с друзьями, которые проходили по помещениям с желанием увидеть и быть увиденными.

Сантэн с мрачным удовлетворением отметила, как тепло и уважительно ее приветствуют, какое внимание ей уделяют. Очевидно, роскошный турнир принес свои плоды и рассеял подозрения финансовых кругов. Пока никаких слухов относительно ее положения и репутации не возникло.

Она понимала, что это ненадолго, и оттого заранее сердилась. Она с сознательным пренебрежением обошлась с одной из самых честолюбивых хозяек Кейптауна, прилюдно отказавшись от ее приглашения, и сардонически отметила, как эта небольшая неучтивость только увеличила уважение к ней женщины. Но, продолжая играть в сложные светские игры, она все время смотрела поверх голов в поисках Блэйна.

Прозвучал гудок – последние предупреждение – и офицеры корабля, великолепные в своих белых тропических мундирах, прошли повсюду, вежливо сообщая:

– Корабль отплывает через пятнадцать минут. Просим всех провожающих сойти на берег.

Сантэн пожала руку мистеру Дейвенпорту и примкнула к процессии спускавшихся по крутому трапу на пристань. Здесь она задержалась в оживленной толпе провожающих и посмотрела вверх, стараясь увидеть Изабеллу и ее дочерей среди пассажиров, столпившихся у борта.

Сверху бросали пестро раскрашенные бумажные ленты, их развевал юго-восточный ветер и подхватывали руки на пристани, словно мириады хрупких пуповин соединяли корабль с сушей, – и вдруг Сантэн узнала старшую дочь Блэйна. Издали Тара в темном платье, с уложенными по моде волосами казалась взрослой. Рядом ее сестра высовывала голову из-за поручней и махала розовым носовым платком кому-то внизу.

Сантэн заслонила глаза и разглядела фигуру за двумя девочками. Лицо Изабеллы было в тени, и она показалась Сантэн последним предвестником трагедии, неумолимой силой, которая будет преследовать ее и лишит счастья.

– Боже, как бы я хотела ее ненавидеть, – прошептала она, проследила, куда смотрят девочки, и начала пробираться в ту сторону.

И увидела его. Блэйн забрался на тележку огромного погрузочного крана. Он был в тропическом костюме кремового цвета, с зелено-синим галстуком своей воинской части; широкополую белую панаму он снял и махал ею дочерям. Юго-восточный ветер бросил темные волосы ему на лоб, а его зубы на темном загорелом лице казались очень крупными и ослепительно белыми.

Сантэн отступила в толпу, откуда могла незаметно наблюдать за ним.

«Он единственное, чего я не потеряю. – Эта мысль ее утешила. – Он всегда будет моим – после того как у меня отберут Вельтевреден и Х’ани. – Ее вдруг одолело страшное сомнение. – Правда ли это? – Она попыталась отгородиться от этих сомнений, но они пробились в сознание. – Кого он любит, меня или ту, кем я стала? Будет ли любить меня, когда я стану обычной женщиной, без богатства, без положения, но с ребенком от другого мужчины? – От сомнений у нее в голове помрачилось, ей стало физически нехорошо, так что когда Блэйн поднес пальцы к губам и послал воздушный поцелуй худой, бледной, закутанной в плед фигуре в инвалидном кресле, Сантэн посмотрела на него и выражение любви и сочувствия на этом лице причинило ей мучительную боль. Она почувствовала себя одинокой и ненужной.

Щель между кораблем