Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для Питера это грустное и вместе с тем приятное занятие – пересматривать свою жизнь. Оно навевает слишком тоскливые воспоминания. Некоторые фотографии воздействуют на память как вспышки молнии и потрясают до глубины души. Как-то вечером, увидев фотографию, где еще совсем молоденькая Клара держит на руках малыша Бена, он начинает плакать. Тельце Бена крохотное, красное, все в складках. Клара выглядит хоть и уставшей, но очень радостной. Тонюсенькая ручонка держит ее за мизинец. Одо глядит на него озабоченно, с беспокойством. Обезьяна откладывает альбом в сторону и обнимает Питера. Через мгновение Питер приходит в себя. К чему эти слезы? Зачем? Незачем. Они только нарушают ясность ума. Он вновь раскрывает альбом, всматривается в фотографию Клары с Беном. И с легкостью гонит прочь накатывающую грусть. Он сосредотачивается на всеобъемлющем и простом факте – своей любви к ним.
Питер начинает вести дневник. В нем он описывает свои попытки добиться взаимопонимания с Одо, обезьяньи привычки и выходки, великую тайну, сокрытую в этом животном. Туда же он записывает новые заученные португальские выражения. Находится там место и для размышлений о деревенской жизни, о его собственной жизни и обо всем сразу.
Он приноравливается сидеть на полу, прислонясь спиной к стене и подстелив себе одно из купленных шерстяных одеял. На полу он читает, пишет, обыскивает Одо, в то время как Одо обыскивает его, иногда дремлет, а порой сидит просто так, совсем ничего не делая. Хотя садиться и вставать – занятие утомительное, он, однако, всякий раз напоминает себе, что для человека его возраста – это полезное упражнение. Одо почти всегда держится рядом и, слегка прижимаясь к нему, занимается своими делами или сует нос в его дела.
Одо все переустраивает в доме. Чашки и тарелки с мисками разложены вверх дном у самой стены. То же самое и со всеми другими предметами: они больше не прячутся на высоких полках либо по темным шкафам, а размещены вдоль стен так, чтобы всегда быть под рукой, – имеются в виду книги с журналами – или же просто раскиданы по полу.
Питер расставляет вещи по своим местам: ведь он человек чистоплотный, – однако ж Одо тотчас все переставляет обратно на свой обезьяний манер. Питер обмозговывает ситуацию. Он возвращает башмаки туда, где им и следует находиться, – возле двери, а футляр с очками для чтения убирает в выдвижной ящик стола, потом берет журналы и раскладывает их по разным местам вдоль стенки. Но Одо, следующий за ним по пятам, хватает башмаки и переставляет на ту же кафельную плитку, куда поставил их раньше; футляр с очками он возвращает на предназначенную для него плитку, а журналы перекладывает на то место у стенки, которое сам для них отвел. Ага, ловит себя на мысли Питер. Выходит, это не тяга к беспорядку. А стремление навести порядок по-другому. Что ж, главное внимание сосредоточивается на полу. Он закрывает глаза на чистоплотность. Ведь поза «сгорбливания» теперь часть и его жизни.
Ему приходится постоянно возвращать вещи в отделения первого этажа. Эти помещения, очевидно предназначенные для содержания домашних животных и ухода за ними, равно как и для хранения различного инвентаря, позволяющего кормиться от земли, до потолка забиты всяким старьем, поскольку крестьяне, как известно, народ из поколения в поколение патологически бережливый. Одо приглянулся загон для скота. Для него это настоящая сокровищница – его туда так и тянет.
А еще – деревня, где полно всего интересного. К примеру, булыжники. Кадки для цветов. Многочисленные каменные изгороди, на которые легко взобраться. Деревья. Сопредельные кровли, особенно полюбившиеся Одо. Питера беспокоит, что селяне будут ругаться, завидев обезьяну, лазающую по крышам их домов, но большинство даже не обращают на это внимания, а если обращают, то просто смотрят и улыбаются. А Одо передвигается быстро и уверенно, совершенно бесшумно ступая по черепице и не сдвигая ее с места. Его излюбленное место – крыша старой церкви, откуда открывается дивный вид. Когда он залезает на крышу, Питер иногда заглядывает в церковь. Это скромное пристанище для богослужений с голыми стенами, неказистым алтарем и безыскусным распятием; там, в дальнем конце придела, за последней скамьей, видна заставленная цветочными вазами полка над неизменным церковным атрибутом – ракой с покрытыми пылью мощами какого-то христианского святого. Питер равнодушен к организованной религии. Первый раз, когда он сюда пришел, ему хватило пары минут, чтобы все осмотреть, пусть и бегло. Но эта церквушка – тишайшее место, к тому же у нее есть то же преимущество, что и у кафе: здесь можно просто посидеть. Обычно он устраивается на скамье возле окна, чтобы видеть водосточную трубу, по которой Одо спускается с крыши. Он никогда не берет с собой Одо в церковь – от греха подальше.
Но, как бы то ни было, больше всего любопытство у Одо в деревне вызывают люди. Они к нему уже привыкли. Особую благосклонность Одо питает к женскому полу. Быть может, добровольцем из Корпуса мира, что привез его из Африки, была женщина? А может, в ранние годы на него произвела впечатление какая-нибудь лаборантка? Или это простая биология? Впрочем, что бы то ни было тому причиной, он не пропускает ни одной юбки. В результате деревенские вдовушки, поначалу сердито шарахавшиеся от него, в конце концов полюбили его всей душой. И Одо отвечает им всем взаимностью – корчит рожи и благожелательно урчит, вселяя в них еще большее расположение к себе. Они даже чем-то схожи меж собой – приземистые, согбенные кумушки в черном и приземистый, согбенный зверь с черной шерстью. Издали их можно даже легко спутать.
Обычно кумушки – как, впрочем, и все селяне – сперва затевают с Одо оживленный разговор. Потом, походя ближе, они переходят на простейший, самый что ни на есть детский язык, повышая голос, нарочито меняя выражения лица и размахивая руками, будто перед ними деревенский дурачок. Ведь он не fala[94] по-португальски.
Дона Амелия становится любимейшей товаркой Одо. Вскоре Питеру с Одо уже нет никакой нужды выходить вместе из дому, когда она приходит убираться. Как раз напротив: в ее еженедельные приходы Одо с радостью остается дома, и Питер может со спокойной душой отправиться по своим делам. Едва дона Амелия успевает появиться, как обезьяна мигом прилипает к ней и не оставляет ни на минуту, покуда добрая женщина делает в доме приборку, которая все больше затягивается по времени, хотя не стоит Питеру ни одного лишнего эскудо. У него самый чистый, хоть и почти пустой дом в Тизелу, поскольку там царит безупречный порядок, благо дона Амелия быстро свыкается с чу́дными представлениями обезьяны об опрятности. Во время работы она без умолку болтает с Одо на сладкозвучном португальском наречии.
А Питеру она сообщает, что Одо – «um verdadeiro presente para a aldeia», настоящий подарок для деревни.
Питер составляет собственные представления о деревне. Самый богатый из селян – сеньор Алвару: у него самый большой доход, поскольку он держит лавку. Дальше идут селяне – землевладельцы, они же земледельцы. За ними следуют пастухи, у которых есть свои стада. И наконец – работники, у которых нет ничего, кроме собственных домов, и которые работают на тех, кто может дать им работу. Они самые бедные в деревне и при том самые свободные. К числу местного населения каждого уровня означенной иерархии относятся и домочадцы, молодые и старые, – все они тоже трудятся в той или иной степени, по мере сил. Священник, симпатичный человек по имени отец Элой, стоит в стороне, поскольку все, чем он владеет, – это возможностью общаться с каждым. Он вхож на все уровни. В общем, в денежном отношении обитатели Тизелу народ бедный, хотя сразу не скажешь. Экономически они большей частью живут обособленно – сами добывают себе пищу, как животную, так и растительную, а также сами же шьют себе одежду и делают мебель. Здесь по-прежнему в ходу обмен – товарами и услугами.