Сами ребята решили сократить путь через заброшенный сад.

Они быстро добрались до башни, которую старательно обошли подальше. И вдруг до них донесся знакомый голос, причем очень близко. Ребята замерли и неслышными шагами отступили за кусты смородины.

Голос принадлежал Роберту Анатольевичу. Да только куда подевались властность и жесткость! Теперь он звучал то истерично, но умоляюще, а то и вовсе слезливо:

– … ну что, что тебе еще надо? Я все сделал, как ты хотел: лагерь отстроил, детей сюда привез, все это в твоем распоряжении! Оставь меня в покое!

Денис и Костя переглянулись – кого этот властный человек может умолять таким тоном? Но прозвучавший ответ вверг их в ужас и развеял все сомнения. Это приглушенное шипение мало напоминало человеческий голос:

– Не увиливай. Еще год назад ты должен был вскрыть эту проклятую темницу! Метался, прятался, схитрить хотел, умный слишком?!

– Я… я… так открыли же… – пролепетал Роберт.

– Тебя это не оправдывает… Впрочем, ладно. Ты мне больше не нужен. Хочешь покоя – будет тебе покой. Выбирай, что бы ты хотел напоследок? Ну, не стесняйся – самые сокровенные и несбыточные мечты исполнятся в одночасье, хе-хе-хе!

– Не-ет!!!

– Впрочем, ладно. Поживи еще пару деньков, да не вздумай сбежать. Я ведь теперь тебя везде найду!

Последние слова звучали все тише, словно говоривший быстро отдалялся. Оставшись один, Роберт тяжело вздохнул и, шатаясь, поплелся обратно к лагерю.

Мальчишки подождали, пока он уйдет, и осторожно двинулись дальше.

– Ты смотри, какой гад! – прошептал Денис. – Значит, он нарочно лагерь здесь возобновил, чтоб детей этой твари отдать! Чтоб его самого так!..

– Не надо такого желать никому, – поежился Костя. – Может, к нему был применен гипноз?

– Скорее – угрозы. Только я не пойму, отчего волк его отпустил, хоть и на пару дней. Уж явно не по доброте душевной.

– А я, кажется, понимаю. Мне Убейволкова все объяснила. Волк не может ничего сделать против воли, нужно согласие человека. А тут согласия не было. Вот ему и пришлось притвориться милостивым. Только Роберт этого не знает.

– Хи-хи!

– Не знает он, видимо, и другого: этих мест волк покинуть не может. Так что если Роберт сбежит, то ничего он ему не сделает.

– Но ведь как-то он сумел приказать Роберту отстроить здесь лагерь и все такое, – возразил Денис.

– А, и правда. Ну, тогда я не знаю, какую власть и почему волк над ним имеет, – пожал плечами Костя.

Ребята легко нашли знакомый овраг. Василий Петрович и Убейволкова были уже там. Вместе они скатили тележку на дно, а потом старик не без труда отыскал в склоне оврага угол ржавого металлического листа, торчавшего из-под дерна.

– Вот она, захоронка моя! – просиял сторож.

Работа заняла довольно много времени, зато старый памятник так аккуратно закрывал вход, словно был специально для этого подогнан.

– Вот, я ж говорил! Глаз – алмаз! – не мог нарадоваться Василий Петрович.

Назад возвращались все вместе в обход лагеря, чувствуя себя сильно уставшими. Сторож предложил дождаться темноты у него в комнатке, не показываясь никому на глаза.

– А зачем дожидаться темноты? – не понял Денис.

– Затем, что именно в темноте я должна буду встретить волка, – прозвучал ответ Убейволковой.

– Уже сегодня?!

– Да, Денис, сегодня, – сказал сторож. – Пусть девочка его в ловушку заманит, а мы с вами памятником-то и закроем.

– Мы пойдем туда все?

– Закрыть дверь надо будет быстро, одному мне не управиться, – пояснил старик.

Вернувшись в комнату, Василий Петрович предложил подкрепиться. С бутербродами мальчишки расправились мигом, а Убейволкова есть отказалась, лишь выпила стакан молока.

Минуты тянулись медленно. Какое-то время ребята еще пытались болтать о пустяках, но вскоре эти разговоры сами собой смолкли. Пару раз в дверь стучали, но сторож не отзывался, и стучавшие уходили ни с чем.

– Слушай, Убейволкова, – заговорил вдруг Костя. – Ты как-то обмолвилась, что твоя прабабушка была родом из здешней деревни?

– Ну да.

– Вот так номер! – удивился Василий Петрович. – Земляки мы с тобой, выходит! А чьих ты будешь? Как была фамилия прабабушки?

– Убейволкова и была.

– Ты ничего не путаешь? Я всю жизнь тут прожил, таких в деревне сроду не было!

– Ничего я не путаю. Это все прабабушка. Тогда, в двадцатые годы, была мода менять фамилии, давать детям необычные имена, помните?

– Что-то слышал об этом, – ответил Костя. – Тракторина, Владлен, Лагшмивара…

– Вот-вот. Моя прабабушка, пользуясь такой модой, сменила фамилию. Была у нее какая-то обыкновенная, но прабабушка всегда говорила, что если имя дают при рождении, то фамилия – это прозвище, которое человек сам должен заслужить. А она заслужила. Ей с этим волком тоже пришлось столкнуться, после чего все стали считать, что она его убила.

– Матреша! – дошло до Дениса.

– Да, так ее звали.

– Не может быть! – округлились глаза у сторожа. – Так мы с тобой не только земляки, но и родня! Вот уж не думал, не гадал встретить… Значит, ты мне приходишься… это… внучатая племянница… Да ладно, ну его. Ты лучше скажи, что с твоей прабабушкой случилось?

– А что с ней случилось? Ничего. Дожила до глубокой старости и умерла в восьмидесятые годы. Сколько ей было лет – сама уже не помнила, хоть и сохранила до самой смерти ясный рассудок.

– Это хорошо, конечно, что ясный рассудок… Куда она тогда исчезла, почему больше не объявилась? Все думали, что она погибла.

– Нет, ей пришлось бежать. И бежать в спешке, потому что…

Убейволкова немного подумала, решая, стоит ли рассказывать.

– А, ладно. Вы, как я поняла, о моей прабабушке уже знаете.

Мальчишки закивали:

– Да, нам Василий Петрович рассказывал.

– Значит, он рассказал вам о том, что она должна была три года совершать некий ритуал?

– Да, с красным шелком, знаем. И что она одного месяца не дождалась, уехала.

– Вот. Этот месяц, как утверждала прабабушка, стал ее самой большой ошибкой. Поначалу во время полнолуний с ней творилось неладное, и красный шелк ее спасал. А под конец все прошло, и уже года через полтора в полнолуния ничего больше не случалось. Обряд продолжали по настоянию матери, но прабабушка уже не принимала его всерьез, думала, что все прошло. Вот и не послушалась матери, уехала в город, не дотерпев последнего месяца. Выучилась, вернулась, замуж вышла – казалось, ничего ей уже не грозит. А когда она ждала ребенка, моего дедушку, волк, которого она старалась забыть, стал являться во сне. Сначала она не принимала это всерьез, списывала на кошмары. Но вскоре поняла, что над ней и ее ребенком нависла опасность, что она может подпасть под его власть, как и предрекала здешняя помещица. А самое страшное – это проклятие достанется и малышу. Попытки воспользоваться красной тканью теперь уже не помогали – с каждой ночью она сознавала, что все меньше принадлежит сама себе. И вот однажды она решилась. Встала утром пораньше, оставила матери записку и уехала. Правда, в записке просила мать никому ничего не рассказывать, что та, по-видимому, и выполнила.