Ингеборга, услышав рассказ свекра, впала в прострацию (или кататонию? Короче, зависла), юный Гаральд потерял сознание от страха, Сигурд чуть не убил отца повторно, а Эйдан и остальные пережили неслабое потрясение…

* * *

Молодой конунг повел себя на редкость адекватно: велел провести тщательно расследование казавшейся ранее несерьезной активности родственницы и до его окончания приказал Сольбергам не покидать страну, занявшись делами клана.

Предавать широкой огласке случившееся (нападение, откровения) конунг не стал: Ингеборгу объявили душевнобольной и отправили на небольшой остров в Северном море, где под надзором доживали дни неугодные правительству представители аристократии и опорочившие себя изменой супруги с аналогичным «диагнозом» (такая Канатчикова дача).

Брак между ней и Сигурдом правитель расторг своей волей по той же причине (не придерживались фактические язычники- свеи христианской идеи «любви до гроба в болезни и здравии»).

Определить, чьим сыном был Гарольд, оказалось сложнее – парень был похож и на Магнуса, и на Ингеборгу, и на Герарда с Сигурдом…Типаж такой, скандинавский. По размышлении зрелом, после переговоров с отцом несчастной, самим юношей и Сольбергами, конунг принял решение объявить Гаральда покойником вследствие скоротечной болезни и послать в Англосаксию (или куда подальше) под именем дальнего родственника Хеллскьёге, взяв с отца Ингеборги и с него самого письменные клятвы о молчании в обмен на жизнь.

Было ли это правильным, покажет время, но, по словам ярла Сигурда, оба Хеллскьёге выдохнули с заметным облегчением и сразу же покинули Ослодаль.

Сольберги похоронили Герарда, посетили родовые земли, разобрались с делами, несколько запущенными покойным, и предложили конунгу принять клан и территории под свою руку сроком на четверть века за двадцать процентов доходов в пользу ярла.

Надо заметить, предложение Сигурда поначалу не нашло понимания у представителей клана, но альтернатива выглядела хуже (обвинение Герарда в заговоре и опала для кровников), поэтому, подумав, немногочисленные престарелые Сольберги согласились перейти под покровительство короны, молодые же увидели в этом неплохие перспективы для себя.

На том и порешили: подписали двустороннее соглашение, выбрали управляющего и все такое, после чего отец и сын, наконец- то, смогли отправиться туда, где их с нетерпением ждали – в Мозеби, с твердым намерением не возвращаться.

* * *

Из дневников Нинель Лунд, виконтессы Флетчер

Май 1774 года, поместье Мозеби

Иногда жизнь течет как полноводная река – неторопливо, степенно, размеренно, а иногда несется стремительно, подобно горной речке, не давая возможности смотреть по сторонам –только успевай следить за бурлящим потоком!

Так и в Мозеби происходило после возвращения Сольбергов и остальных из Свеи. Не успела я привести себя в порядок, как на пороге комнаты возник Эйнар. Судя по его виду, он бежал сюда, ко мне…

Я так растерялась и смутилась, что просто смотрела на него, изменившегося, не в силах вымолвить ни слова…

Мне показалось, что Эйнар стал выше, мощнее, старше…Это подчеркивали необычная одежда из богатой ткани, высокие сапоги и накидка с мехом то ли волка, то ли белого медведя, висевший на поясе меч, ясный прямой взгляд, направленный на меня и исходящая от мужчины волна уверенности и желания…

- Нель…Я, Эйдан, признанный сын ярла Сигурда Сольберга, хевдиг Норланд хирда Сольбергов, вернулся! Нинель Лунд, виконтесса Флетчер, прошу тебя стать моей женой! Клянусь Одином, я буду защищать тебя, любить, заботиться о тебе всю жизнь… Подарки на помолвку скоро будут здесь, а мои душа и тело давно принадлежат тебе! Нель, я…

Эйдан сделал шаг и опустился передо мной на колено, протянув явно старинный перстень темного серебра с крупным квадратным камнем бордового цвета…

И пусть меня осудят – я не раздумывала! Кивнула молча, и жених, взяв мою правую руку, надел мне на указательный палец этот символ принадлежности и обещания единства, а потом поцеловал и руку, и меня…

Эйдан (привыкнуть бы!) подхватил мою тушку на руки и закружил по комнате, крича что- то на свейском, а я таяла от нежности и счастья, находясь в его крепких объятиях…На душе было так спокойно и радостно, что ни сомнениям, ни страху не осталось места. Я обязательно буду счастлива с этим человеком!

* * *

Возвращение Сольбергов праздновали с размахом, сообщение о помолвке мои домочадцы и подданные восприняли с таким энтузиазмом, что все ранее сформировавшиеся пары заявили о своих намерениях прямо во время торжественного ужина, поразив и меня, и –некоторые – себя…

Последнее относилось к беспрецедентному выступлению Аннегрете Бьяруп, сделавшей при всех предложение Гуннару Йохансену! Смелый шаг вдовы ошеломил мужчину (и не только его) так, что минут пять в зале царила звенящая тишина: женщина стояла красная от смущения и собственной дерзости, Гуннар сидел в кресле и ловил ртом воздух, наблюдатели ждали, затаив дыхание…

Тишину нарушил спокойный голос Сорена:

- Брат, чего ты боишься? Ты же любишь её! Не позволяй страху и сомнениям победить себя! Неужели из- за ложной стыдливости и гордыни ты лишишь себя и её, эту воительницу, возможности быть счастливыми? Разве, потеряв ноги, ты перестал быть мужчиной? – Сорен, бледный от волнения, оглядел сидящих за столом. – Я ведь прав? Гуннар, причиной отказа может быть только отсутствие чувств, а это не так! Командир, не заставляй меня пожалеть о прошлом, женись и нарожай кучу ребятишек, чтобы я мог с ними понянчиться!

По лицу Гуннара текли слезы, между ним и Сореном велся неслышимый другим диалог…Наконец, Йохансен улыбнулся и сказал:

- Аннегрете, спасибо тебе! Брат прав, сам бы я не решился признаться…Если ты уверена, что не пожалеешь в будущем о таком муже, я согласен! Я сделаю все, что смогу, для тебя, дорогая…

Народ взревел, Аннегрете разрыдалась, Сорен всхлипнул и незаметно покинул зал…Его не остановили, только Ньял выскользнул следом…

* * *

Всеобщее ликование переросло в подготовку свадебного флешмоба, намеченного рачительным старостой на скорую пасхальную неделю. Ярл с Ильзэ тоже решили присоединиться к брачной вакханалии, и вот уже приглашенный Ларсом священник из военного порта проводит обряд над шестью парами во дворе отмытого особняка Курцелитзее.

Ярл и Ильзэ, Аннегрете и Гуннар, Айрис и Лейс, Матиас и Анни, внучка Клауса, Янис и Бирте, дочь Боров, ну и мы с Эйданом –все красивые, нарядные, взволнованные…

Слова священника, наши клятвы вознеслись к небесам, скрепив сделанный добровольно выбор – быть рядом в жизни и смерти, в горе и радости, в болезни и здравии…Я чувствовала, как на душу снисходит покой и уверенность – все будет хорошо, я буду счастлива! Ведь со мной любимый человек, близкие верные люди, молодость, умения и мир, который зачем- то призвал меня… Пусть это звучит высокопарно, но я постараюсь изо всех сил быть достойной дара второй жизни!

Глава 61

Особняк Курцелитзее, расположенный на широкой ровной площадке, окруженный вековыми деревьями, выглядел очень солидно: трехэтажное здание