меня ждет нечто новое и чудесное, не связанное ни с Белхэмом, ни с Неверионом, – стоит только освободиться от моих спутников и вырваться из этой страны, оставив заодно позади ее запутанную историю.

Границы Невериона нанесены на карту менее четко, чем несколько серединных провинций, но мы теперь находились на его южной оконечности – в южном углу моей карты.

Я подошел к местам рождения и смерти Белхэма насколько мог близко, но слишком мало узнал о том, что лежало между ними, чтобы прекратить свой поход. Он не только не завершился успешно, но даже не начинался толком, если подумать – и все же с этой затеей, как бесполезной, так и невыполнимой, следовало проститься.

Порожистая река, вдоль которой мы ехали между последними двумя деревнями, уходила за край моей карты. Если ехать по ней и дальше, она выведет меня за пределы Невериона. Самым разумным было бы, конечно, дождаться утра, а затем достать карту и объявить, что мы продолжаем ехать на юг. Но у меня зародилось подозрение, что двое других послушны не столько мне, сколько цели моего путешествия – и не знают, в отличие от меня, что эта цель потерпела крах. Думаю, я хотел дезертировать по тем же причинам, что и солдаты, бросившие меня, – они-то сразу почуяли, что со мной не все ладно.

Я встал и отошел в сторону от костра. Тирек, взглянув на меня, тут же снова уставился на огонь. Решил, видно, что мне надо облегчиться или порукоблудить – занятия, за которыми неоднократно заставал его я. Зевающий Арли на меня совсем не смотрел. Я шел на ощупь; через десять шагов стало так темно, что можно было идти и с завязанными глазами. Ветки били по лицу, по груди. Я натыкался на стволы и перелезал через поваленные деревья, опасаясь встретить по ту сторону такую же крутизну, с которой свалился Белхэм, а после и я.

Тридцать шагов, сорок, пятьдесят. Я вышел на поросшую кустами поляну. Ночь была безлунная, но такого количества звезд я еще не видал. Их крупную соль пересекала мелкая пыль Млечного Пути. На правом краю поляны протекала река – я различал белую пену вокруг камней в ее русле. Было до странности тихо, слышался только шепот воды. Безымянные неверионские боги так похожи на нас, что изображать их незачем, но на юге я слышал от крестьян, а то и от помещиков, имена более древних богов; вечерами мне даже показывали их очертания среди звезд. В ту ночь я вообразил, что вижу на небе всех богов, бывших и будущих, с именами и без – и все они смотрят, как я пробираюсь через поляну, стремясь перейти незримую границу Невериона.

Я пытался рассмотреть, в какую сторону течет река, чтобы не сбиться с пути, когда опять войду в лес, что и случилось еще через тридцать шагов. Прислушиваясь к ней, я гадал, что иссякнет раньше – запас моих сил или ночь. Себе я представлялся круглым дураком и отчаянным храбрецом в то же время. Собственное тело казалось мне сгустком тьмы при переходе неведомого рубежа, но повернуть назад мне даже в голову не пришло.

Я уже говорил вам о чудище, с которым жительствую здесь в Колхари, – о репутации мудреца и учителя. Тогда я еще не представлял себе, как легко подобные чудища создаются, но уже догадывался, что они есть у всех – как у знаменитых, так и у самых заурядных людей. Разве не обсуждали мы с Арли Тирека, когда тот уходил на охоту? Разве заглазно не осмеивали с Тиреком чудачества Арли? Теперь они, конечно, говорят обо мне и творят новое чудище – а когда кто-то из нас умрет, только оно и останется. Я шел не по следам Белхэма, а по следам чудища, присвоившего себе имя Белхэма. За все свое путешествие я понял лишь, из чего эти твари лепятся: из противоречий, предположений, заблуждений, невозможностей и невежества. Почти год – долгий срок для восемнадцатилетнего юноши – я, как герой с лицедейских подмостков, преследовал чудовище по имени Белхэм, и сразился с ним, и порубил его на куски, и раскидал эти куски во все стороны. В эту ночь оно наконец исчезло, не считая той роковой силы, что его создала. Той, что собрала воедино и переиначила обрывки знаний и сведений, сотворив сущность, с которой я начал свой путь, – сущность, которую создал я сам, желая увековечить ее.

Эта сила сопровождала меня, когда я ушел от костра, и в нагом своем виде была еще могущественней того, что от нее оторвали.

Пробираясь по темному лесу, я расслышал какое-то легчайшее изменение в шуме реки. Ночная птица? Но миг спустя я снова услышал это, уже ближе – как будто некая часть чего-то невидимого не столько приблизилась, сколько уже находилась рядом.

Я замер.

Полную тишину нарушал только шепот воды.

Я снова двинулся с места, надеясь спугнуть это нечто, и через три шага снова его услышал – теперь ближе к земле.

С дерева оно, что ли, свалилось?

Я снова замер, но теперь зашевелилось оно. Я попятился, задев плечом ствол. Частью высокое, частью прилегающее к земле, оно было, бесспорно, очень большим.

Я больше его не слышал, но оно заслонило несколько звезд надо мной, а потом… дотронулось до меня!

Моей руки коснулось что-то мокрое и сыпучее, как горный склон под дождем. В тот же миг ночной бриз переменился, и на меня пахнуло дохлым котом – все это громадное тулово, несомненно, кишело червями.

Оно было мертво, как сам Белхэм! Сдержав крик, я захлебнулся его смрадом, пустился наутек, упал – и услышал, как ступила следом его нога, длиной во все мое тело. Я поднялся и снова дал стрекача, слыша его сопение.

Я бежал, спотыкаясь, обдираясь о ветки, подвернул лодыжку, ушиб руку о ствол. На каждые мои пять шагов позади слышался грохот, словно рушилось, ломая подлесок, большое дерево, и что-то заслоняло мне звездный свет.

Я скатился с горки, которую и не заметил бы днем, перелез через бурелом, опять побежал – и в глаза мне ударил свет от костра…

Тирек нахмурился и присел на согнутых ногах – в одной руке копье, в другой меч. Арли, съежившись, отскочил назад.

Я оглянулся через плечо. Весь лес вокруг костра сотрясался, на листьях дрожала моя огромная тень.

– Что там, разбойники? – спросил Тирек, нацелившись копьем в лес. – Работорговцы?

– Или зверь какой? – прошептал Арли.

Я молча покачал головой, но они, видя, что я