– Вот же… крыша поехала? Слыхал, бывает такое…

…не совсем то, но с дамским угодником явно творилось неладное, и главное, я не могла понять, где именно, потому как характерных для крыс пятен видно не было. Вот слюна текла на белый плащ нитями, и выражение лица сделалось одновременно восторженным и слегка идиотичным.

– Бывает, – подтвердила я. – Перенапрягся… и вот.

Я скрутила пальцы, выплетая из силы заклятье.

Демона им отдавать нельзя, как и кольцо.

Умирать тоже страсть до чего не хочется.

– Перенапрягся? – на физии Меченого отразились сомнения. С одной стороны ему явно хотелось поскорее заглянуть за банки, убедиться, что шкатулка там. С другой обезумевший вдруг напарник да и я сама, вся такая несчастная, внушали некоторые подозрения.

– Ага… чужие мозги ломать – это не в носу ковыряться… – я постаралась съежиться и тихо спросила: – Вы ведь не уйдете так? Просто… возьмете и…

Меня похлопали по лицу с почти отеческой нежностью.

– Не бойся, девонька, мы тебя не больно убьем.

Демон обрадовался.

Правда, с заявленным гуманизмом он согласен не был и категорически.

…между прочим, знаешь, что с тобой папенька сделает? И я вот не знаю. Но вряд ли в подвалах прятать будет. Скорее уж задействует, мать его, весь ресурс.

Демон обиделся.

Немного.

А Меченый сказал:

– Приглянь за ней. А ты, девонька, стань вот тут, – он сам развернул и пихнул меня в закуток между ящиком для картошки, в котором, что характерно, она и хранилась, правда, несколько мумифицированная, и стеной. – Шелохнешься, получишь нож в печенку. А я после добавлю. Ясно?

Я кивнула.

Яснее не бывает. Только повернулась лицом от стены, потому как она грязная и липкая. И да, я знаю, что хозяйка из меня так себе, но…

…жаль, Грете письма не написала. И не сказала, что люблю ее.

И Эль тоже расстроится…

Наверняка.

Он вообще чувствительный. И принципиальный. И стало быть, мою смерть, коль она все же случится, не оставит без последствий. Полезет копать и… ляжет сам.

Или уже?

Сердце заколотилось. Мой папочка, чтоб его… да, и демоны тоже… он бы не стал полагаться на волю случая.

Нет. Не время думать о плохом. Потом пострадаю, если жива останусь. А я должна бы.

Меченый пыхтел. Банки покачивались, а в дальнем углу копошилось нечто, явно большое, живое и недоброе. Шкурой чую. Оно, это нечто, ждало.

Чего?

– Так ить… надо же… красота какая! – Меченый добрался-таки до шкатулки.

И в руки взял. И руки эти, что характерно, не отсохли, не отвалились. Правда из носа его выползла капля крови, но это может так, безотносительно шкатулки.

– Нехорошо красоту такую в пыли-то…

Тоже мне целитель.

Он шел ко мне, слегка прихрамывая. Одной рукой шкатулку прижимал к груди. В другой был нож, на который Меченый смотрел… с предвкушением.

Сдается, соврали мне насчет быстрой-то смерти.

Сплетенное заклятье развернулось.

И осыпалось.

– Шалишь, девка, – Меченый захихикал и, сунув руку под ворот рубахи – как только не порезался-то? – вытащил связку амулетов. – А клиент предупреждал. Клиент…

…выдал неплохую защиту.

Сволочь.

– Но так даже лучше, так интересней, правда?

Ему не ответили.

А вот Краш заурчал, этак глухо и переливчато. Он сидел на корточках, упираясь кулаками в землю, выгнув спину. Изо рта торчали нити капусты, по которым стекала слюна. Она капала на грязный пол, и человек часто сглатывал и вяло шевелил нижней челюстью.

Еще покачивался, то припадая на руки, то оседая на пятки.

– Чего это с ним? – поинтересовался Меченый, дернув шеей. И замер, явно прислушиваясь к себе. Рука его оттопырилась, и шкатулка съехала.

А из угла за ним следили крысы. За ним или шкатулкой? Главное, я насчитала семерых.

Надо будет засыпать подвал. Ну его… вот если семеро пролезли, то и вся стая пройдет. И главное, эти были живыми, но… не совсем, что ли?

Я видела грязно-зеленые эманации, свойственные нежити, но в то же время крысы не ощущались ею. Пока.

А люди?

Я прищурилась.

Теперь Краша будто дымка окутывала.

– Капусты переел, – ответила я, сглотнув слюну. Над головой дымка сгущалась этаким венцом.

…а ведь он одаренный.

…и если станет нежитью, то непростой.

…с ним, с живым, я кое-как справилась бы. А вот сумею ли одолеть мертвого?

– Капуста… – Меченый будто задумался, и по лицу его скользнула улыбка. Он икнул.

И снова икнул. Согнулся, переломившись пополам, и вывернуло его прямо мне под ноги. Бахнулась шкатулка, кувыркнулась и раскрылась, выпуская кривоватую руку, пальцы которой зашевелились, правда, как-то вяло, бессильно. Но демон захихикал, и от смеха этого, подхваченного крысами, Краш взвыл, а его приятель схватился за горло.

Он осел на колени.

И на четвереньки. Он выгнулся, будто стараясь выбраться из собственного тела, а крысиная стая с визгом устремилась куда-то в угол, откуда донесся вялый всхлип человека, о котором я, признаться, забыла.

– Это ты, да? – спросила я тихо, хотя ответ был очевиден.

Я закрыла глаза.

Я не хочу этого видеть…

…а вот демон хотел, чтобы я видела. И услужливо показывал происходящее.

Вот Краш, почти давясь капустой, не прекращая жевать, поднимается. Его движения дерганные, нервные, он мелко трясется, икает и пытается сопротивляться.

Но разум его плывет.

А демону нравится играть.

С людьми.

Крысы не такие. Крыс он может держать много… много-много, они текут серым грязным покрывалом, чтобы вцепиться в плоть глупца, решившего, будто он в достаточной мере силен.

Силен.

И убьет крысу.

Или двух. Иди два десятка, но все равно будет съеден. Я слышу крик. И он заставляет меня стискивать зубы, чтобы не показать собственную слабость.

Я не хочу…

…в руках Краша появляется нож. А из глаз текут слезы, зеленоватые, это даже не слезы. Его тело изменяется быстро.

Слишком быстро.

А я вот медленная.

Я пытаюсь сплести заклятье, только пальцы не слушаются. Демон же… демон поможет. Он уже помогает. По-своему. Сложно ждать от демона, что он будет вести себя по-человечески.