этот мир. Эти горы и леса, в которых она жила так долго, что уже считала их своим домом и своей собственностью. Не хотела покидать Сиракаву, где ее ненавидели, но где она могла устраивать проказы, словно ей не было более тысячи лет. Она не хотела оставлять сестру, с которой чаще пререкалась, чем беседовала, и с которой не была особо близка, но все же любила той сестринской любовью, которая не поддавалась объяснениям. Она не хотела покидать Инари, к которой только вернулась, не настолько идеальной, как помнила Генко, но заменившей ей мать.

Но больше всего она не хотела уходить из-за Йосинори. Это было так несправедливо: вся ее жизнь сводилась к службе ками, но стоило ей найти что-то для себя, кого-то своего, как она не могла насладиться даже тем немногим временем, что отмеряла им человеческая жизнь.

Она даже не успела сказать Йосинори, как много он стал значить для нее за то недолгое время, что они провели вместе. Как быстро и легко он пробрался ей в сердце и остался там, как если бы всегда жил в нем, но отлучался и наконец вернулся назад. Генко жалела, что прежде отказала ему, глупо ссылаясь на то, что ее место рядом с Инари, что именно его жизнь коротка, заносчиво предполагая, что сможет пережить эту битву.

Она так хотела хотя бы сейчас увидеть его, а не перекошенное от злости лицо Озему, не три воплощения Райдзина, готовые выйти из Ёми и уничтожить этот мир. Она не хотела ощущать смерть, что была совсем рядом, пропитала воздух и впивалась в кожу, проникала в кровь и оседала на костях, грозя уничтожить ее в любую секунду.

И словно Небеса сжалились над ней в этот миг – крик Йосинори разнесся по полю боя, разрушая образовавшуюся тишину и на мгновение перекрывая гнев Небес.

Генко повернула лицо, как цветок, что следит за движением солнца, безошибочно и сразу находя его в толпе окоченевших демонов. Йосинори был цел. Незначительные раны на нем выглядели несущественными, а ореол золотого сияния, покрывающий тело, окончательно успокоил ее – божественная благодать вкупе с его собственными силами не позволят Йосинори пострадать и впредь.

Позади него, тяжело дыша и замерев, как и все остальные, стояли Аямэ и Карасу-тэнгу, и какая-то часть разума Генко с легкой грустью отметила, что Тетсуи с ними нет.

Грудь Йосинори высоко и часто поднималась после долгого бега, втягивая густой и едкий воздух. Его взгляд бегло прошелся по Генко, и тревога так отчетливо отразилась на его лице, что Генко едва вновь не пробрал нервный смех. При первой встрече она посчитала, что ему не занимать спокойствия, как буддийскому монаху, но стоило узнать его лучше – и она больше не могла этого утверждать.

Она знала, как выглядела сейчас. Лицо не с благородной бледностью, а скорее серое и изможденное, покрытое пылью, копотью и кровью. В облике было больше лисьего – торчащие вверх уши, мечущиеся во все стороны от беспокойства хвосты, руки… рука с когтистыми пальцами была полусогнута, готовая вцепиться противнику в глотку. Наряд тоже потрепало. Прежде всегда аккуратное кимоно залило кровью, рукава и подол безжалостно разодраны, хакама оплетали ноги.

Вряд ли бы сейчас хоть кто-то смог назвать ее красавицей, но Йосинори смотрел так, словно не видел никого другого, и от этого ей стало легче дышать.

Воздух изменился за мгновение. Генко тут же обернулась, вновь сосредоточиваясь на вратах. Исходящая от них энергия Ёми всколыхнулась, подалась вперед, черным туманом расползалась повсюду, сковывая движения. Ками возмущенно зароптали, кто-то закричал, Инари сморщилась и отступила от подбирающейся к ногам тьмы с чем-то похожим на зарождающийся в глубине глаз страх. Бьякко, что немного пришла в себя, дрожала от ужаса, плакала, но все равно заслонила собой богиню, заставляя свою Хоси-но-Тама отдавать больше энергии, чем могла. Это грозило сломать ее жемчужину и заодно убить Бьякко. Из-за этого сестра ярко сияла лунным светом, но надвигающаяся тьма замерла сама, извиваясь змеей, и не двигалась дальше.

Сусаноо вышел вперед, загораживая собой нескольких младших богов, и двумя руками взялся за меч. Его ки распространялась потоками такой силы, что воздух вокруг видимо дрожал, заставляя черный туман сначала замереть, а после нерешительно обтекать бога.

Напряжение давило на плечи неподъемным грузом, и Генко, наконец, заставила себя попробовать найти причину усилившейся ауры Ёми. В голове шумело, и уже было непонятно почему: от паники и страха или же из-за того, что она потратила слишком много сил.

Ухо дернулось, отмечая шум, слишком несвойственный тому, что происходило вокруг. Никто не двигался, но звук приближающихся шагов – частый, торопливый – заставил ее вновь отвлечься от врат и повернуть голову. К ним быстро, насколько позволяла вязкая энергия, погрузившая мир в безмолвие, спешил Йосинори. Он обходил тела погибших, пытался пробраться сквозь замерших ёкаев, но продолжал упрямо двигаться вперед. За ним шла Аямэ, медленно, будто преодолевая толщу воды, с явным нежеланием идти сюда, но врожденное упрямство не позволяло ей отступить. Ее поддерживал Карасу-тэнгу, но даже он передвигался с трудом, тяжело дышал, и крылья за его спиной едва заметно подрагивали, готовые подхватить малейшее дуновение ветра и унести ёкая как можно дальше от этого места.

Люди. Они были простыми людьми, которых ками наделили благодатью перед сражением. Даже с дарованной силой оммёдзи не могли противостоять энергии Ёми, но все равно продолжали бороться.

Сусаноо рванул вперед так быстро и неожиданно, что никто не понял, почему он это сделал. Но грохот падающих камней, скрежет горной породы быстро пояснили причину такого поступка.

Не ощутив никакого возмездия со стороны Небес за вольность и наглость, Горное божество вышло из Ёми. Значительно большее в размерах, чем казалось изначально, оно производило впечатление неповоротливого и медленного воина, но было на удивление быстрым, проворным и столь же смертоносным, как оползень или камнепад. Горное божество встретило обрушившуюся на него атаку Сусаноо с легкостью, которой на деле не было. Сила ками, вложенная в удар, обладала такой мощью, что скрестившиеся клинки высекли искры.

Вслед за божеством из Царства смерти в мир вырвались чудовища. Они с тэцубо наперевес, цутигумо на длинных паучьих лапах, кошмарные кидзё, огромных размеров мононоке, восьмиглавые санмэ-ядзура, кровожадные онрё, шипящие от ярости нэкоматы… Демоны все прибывали и прибывали, вырывались наружу вместе с тьмой, и все они были куда больше тех чудовищ, которые существовали среди живых. Их появление словно разбудило всех – ками и оставшиеся ёкаи бросились им навстречу, вновь зашумела битва голосами криков, воя, скрежета когтей и предсмертных воплей.

Оставшиеся воплощения бога грома так и стояли на землях Ёми и смотрели на сражение с пустыми лицами. Ни заинтересованности, ни желания вырваться на землю, ни злости – божества равнодушно взирали на ками и демонов и не двигались. Генко несколько мгновений наблюдала за ними, ожидая, что они предпримут, но в итоге была вынуждена примкнуть к сражению, когда несколько цутигумо бросились в их с Инари сторону.

Бьякко дышала с трудом, но отбивалась, пуская в ход когти и хвосты. Она рычала и не позволяла врагам приблизиться к Инари, изредка использовала кицунэ-би, так что жесткая шерсть на паучьих телах загоралась и издавала отвратительный кислый смрад. Генко же действовала наоборот. Она использовала не тело, а энергию. Лисий огонь танцевал вокруг нее не прекращая, то опаляя тела цутигумо, то неистовым пламенем проносясь по земле, обжигая тонкие лапы, так что демоны падали и верещали. Чувствительные к звукам уши в эти моменты хотелось зажать, но приходилось бороться дальше, не давая никому пробраться к богине.

В гуще сражения Генко потеряла Йосинори. Его аура буквально утонула в водовороте ки, которую испускали Сусаноо и Горное божество.

– Генко. – Голос Инари был твердым и настойчивым, и Генко заставила свой огонь разгореться ярче и взметнуться выше, отрезая возможность цутигумо добраться до них.

– Моя госпожа?

– Оставь демонов мне и своей сестре. Покончи с Озему.

Генко метнула взгляд на застывшего бога. Его лицо, казалось, посерело и поплыло, как расплавленная свеча, но жизнь бурлила в теле, подпитываемая Хоси-но-Тама погибших кицунэ.

Генко кивнула, напоследок опалив демонов лисьим пламенем, и бросилась вперед, чувствуя, как сердце сжимается в груди от страха и дурного предчувствия. Генко всеми силами отгоняла от себя любые мысли, стараясь сосредоточиться только на Озему. Если она сейчас подумает о сестре, о своих лисах и кицунэ, о Йосинори…

Небеса не были к ней милосердны. Голос Йосинори она услышала неожиданно и совсем рядом, его крик прорезал орущую толпу и буквально заставил Генко