волосы рассыпались по подушкам. Этот вид отпечатывается в моем сердце, словно огненная метка.

Я стягиваю с себя джинсы и беру презерватив из прикроватного комода. Надеваю его и удерживаюсь от желания тут же войти в нее.

Не сейчас.

Я целую ее живот, бока, бедра. Я то кусаю ее, то слегка лижу место укуса.

Не сейчас.

Анаис изгибается подо мной, потому что хочет большего.

Она. Хочет. Меня.

Я пробую на вкус девушку, которая свела меня с ума с первого взгляда, и осознаю, что с этого момента и впредь не смогу желать меньшего.

В моей никчемной жизни Анаис стала для меня всем.

Это озарение приводит меня в замешательство, но я не могу отмахнуться от него, насколько оно ближе к истине, чем все, что я когда-либо чувствовал.

– О боже, Дез! – стонет Анаис.

Она рядом, и я больше не противлюсь.

Я ощущаю языком первые судороги удовольствия, которые пробегают по телу Анаис. Я отстраняюсь лишь на мгновение, чтобы погрузиться в нее. Я целую ее и глотаю ее стоны. А она принимает мое возбуждение.

Удовольствие такое яркое, что я позволяю себе податься вперед и прислоняюсь лбом к ее лицу.

– Да, так, – подбадриваю я ее и двигаюсь все быстрее, приближаясь к оргазму.

– Моя! – опустошенный, шепчу я. – Ты моя, Нектаринка.

Я тяжело дышу и снова припадаю к ее губам – глубоко выдыхая, подтверждает она и одаряет меня улыбкой:

– Я твоя.

Моменты после секса нравятся мне даже больше, чем сам секс.

Есть что-то сакральное в том, чтобы позаботиться после него о девушке, которую любишь. Это как скрепить печатью вашу принадлежность друг другу, подчеркнутую телесной связью.

– Объясни мне, что значит твоя татуировка, – неожиданно просит Анаис.

Она проводит по ней пальцем: спираль, рука, лапа. Я слежу за движением ее руки, а затем беру ее за запястье и целую его.

– Она означает, что нужно научиться жить вместе с тем зверем, который сидит внутри нас.

Анаис одобряюще кивает. Она очень мало знает о моем прошлом. Очень мало из того, что я пережил и что внушил мне внутренний зверь, однако сейчас она больше ни о чем не спрашивает. Анаис знает, что для этого еще не настал подходящий момент, что, возможно, я никогда не смогу поделиться с ней некоторыми подробностями моей жизни, и она уважает это.

– Иди ко мне. Ложись рядом, и забудем об остальном мире.

Устраиваюсь позади нее и крепко прижимаю к себе. Зарываюсь в ее волосы и дышу медовым ароматом.

– Это так здорово… – бормочу я.

Анаис хихикает.

– Я должна идти в свою комнату.

– Ну, нет же. Останься еще немножко.

Но я знаю, что она права. Если кто-то вернется домой, у нас возникнут серьезные проблемы. Однако я готов справиться с этой задачей.

– Я могу поговорить с твоим отцом…

– Нет, Дез, – Анаис садится на кровати, прикрываясь простыней. – Ты должен дать мне время. Я уже сказала: оно мне нужно, чтобы порвать с Брайаном.

Как только я слышу имя этого кретина, ярость разливается по моим венам.

– Ты просишь слишком многого, Нектаринка.

– Я знаю, но нас с ним многое связывает. Ты должен дать мне время со всем разобраться.

Она прикусывает губу. Желание защитить Анаис говорит, что я должен послушаться. Теперь, когда я знаю, что она испытывает ко мне, я могу принести эту жертву и подождать, пока Нектаринка решит все должным образом.

– Постараюсь не вести себя как идиот, лады? – Я целую ее плечо. – Но ты должна мне кое-что пообещать.

– Что именно?

– Время, – произношу я. Это слово продолжает всплывать снова и снова. – Не игнорируй меня. Оно требуется и мне. Позволь любить тебя, Нектаринка. Иначе я не выдержу.

Ее лицо озаряется чудесной улыбкой:

– Можешь не беспокоиться.

Я обхватываю ее лицо ладонями.

– Однажды я совершу какую-то глупость, – говорю я.

– Да, я тоже, – игриво кивает она в ответ.

Анаис смеется, но я серьезен как никогда.

– Я не знаю, Анаис, каково это – любить. Я никогда не любил, никогда не был любим, но ты заставляешь меня чувствовать себя особенно. Знаю, что ты слышишь меня, иногда смотришь на меня так, будто никого, кроме меня, не существует вовсе. И когда ты прикасаешься ко мне, ты держишь в руках мое сердце, не тело. И это наполняет меня. Ты… ты наполняешь меня, Нектаринка.

Ее невероятные глаза от смущения становятся просто огромными. Она ласково касается моего лица руками. Они слегка дрожат, и мое сердце колотится как сумасшедшее.

– Возможно, это все – и есть любовь… – подытоживаю я. – Из-за нее ты чувствуешь себя наполненным. Не так ли?

Анаис молча смотрит на меня, и ее глаза блестят.

– Помнишь, когда я рассказала тебе, зачем набиваю себе живот, пока не выблевываю все, что я съела?

Болью я лечу боль.

– Я помню каждое слово, – уверяю я.

Анаис берет мою руку и переплетает наши пальцы.

– С того дня, как ты появился в этом доме, я наполнила пустоту тобой, так что подтверждаю: да, любовь наполняет, Дезмонд Вэрд.

Я улыбаюсь, утопая в сиянии ее глаз.

В этот момент я чувствую, что не смогу быть счастливее чем сейчас. Это правда, что любовь превращает тебя в глупца. Я схожу с ума из-за Анаис: у меня в животе порхают бабочки, а в ушах звенят колокольчики и все прочее, о чем говорят в таких случаях и что теперь уже не кажется мне настолько нелепым.

32

Анаис

Он луч солнца посреди бури.

Говорят, что когда влюбляешься, мир предстает в новом свете.

Что ж, мой превратился в многоцветный фейерверк, словно на День независимости, стал ослепляющим калейдоскопом красок, которые окрашивают все в другие цвета.

Я счастлива. Не так, как прежде, когда я убеждала себя, что мне достаточно моей фальшивой жизни. Нет, теперь я по-настоящему счастлива, и это заслуга одного чудесного парня с мрачным взглядом и большим сердцем.

Сегодня утром я выкинула все свои лезвия, запрятанные среди стопок чистого белья, и сейчас даже напеваю, пока роюсь в школьном шкафчике. Когда я закрываю его, вижу перед собой Брианну. Она пристально на меня смотрит.

– Что такое? – спрашиваю я и снова начинаю мурлыкать себе под нос.

– Ты поешь.

– И что в этом такого?

– Ты никогда этого не делала.

Мы идем в лабораторный класс.

– Сегодня у меня хорошее настроение, – объясняю я.

– Это почему?

Я едва слышу ее вопрос, потому что в этот момент Дез входит в школу, и мое сердцебиение оглушает меня.

На нем