Полиции потребовалось шесть с половиной часов, чтобы поднять небольшой красный «джег» со дна озера Уорт. К тому времени тело Меррита являло собой малопривлекательное зрелище, но Спенсер, который опознал его, об этом не распространялся.

Разумеется, он рассказал членам семьи все, что ему удалось узнать от полиции и Хэнка Шоу, который оказался последним, кто разговаривал с Мерритом.

Семья собралась в гостиной Меррита на заре. Большинство было еще в вечерних туалетах и костюмах. Они сидели под портретами Кенделлов старших поколений. Представители юного поколения Кенделлов, включая Грэма, которого полиция освободила, когда догнала «мерседес», находились в детском крыле под бдительным присмотром няни и полицейского.

– Я договорился с полицией, – говорил Спенсер, шагая взад и вперед перед камином. – Они не станут распространяться об обстоятельствах инцидента. Хэнк Шоу согласен оказать давление на средства массовой информации. Все будет спущено на тормозах.

Спенсер перевел взгляд на Кики. Ее лицо напоминало бесстрастную маску. В глазах пустота. Она не произнесла ни слова. Доктор позаботился о том, чтобы она приняла солидную дозу транквилизаторов.

Спенсер посмотрел на Эштон. Ее лицо также было похоже на маску, но не от успокоительных средств. Она держала себя в руках усилием воли, чему научилась за долгие годы.

Он не знал, как сообщить им об этом. Ему было горько от одной мысли о крахе.

– Есть, однако, еще одна сторона, которую мы не в состоянии удержать в тайне. – Спенсер с минуту колебался. Черт возьми, он не видит возможности смягчить удар. – Речь идет о деньгах. О бизнесе Кенделлов. О фонде. Обо всем. Всего этого больше нет.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Кики. Эштон лишь моргнула. Тишину гостиной нарушил прерывистый вздох Алессандро:

– Что означает – этого больше нет?

Спенсер вынужден был рассказать им все, по крайней мере то, что он знал. Он объяснил, что в течение многих лет деньги разбазаривались, и Меррит делал все, чтобы поправить положение. В отчаянии он вынужден был принять неблаговидное решение.

– Но что-то, наверное, можно сделать, – сказал Алессандро.

Спенсер посмотрел ему в глаза:

– Я не собираюсь раскрывать все подробности. Даже среди своих. Скажу лишь, что все безвозвратно потеряно.

Эти слова внезапно обрели для Спенсера какой-то особый смысл. Он вспомнил о Мег. Сам он потерял больше, чем деньги.

Эштон стояла на террасе, примыкающей к ее спальне, и смотрела на затемненный дом Хэнка. Она выключила телевизор, по которому продолжали говорить о смерти Меррита, однако слова ведущего все еще звучали в ее мозгу. Ей хотелось быть с Хэнком, слышать его утешения. Однако она понимала; ничто не способно ее утешить. Спенсер объяснил все достаточно ясно, когда семья рано утром собралась в гостиной Меррита. Алессандро окончательно определил ее судьбу, когда они ехали в машине домой.

– Он был дураком или недоумком, если пошел на это, – сказал Алессандро.

– Не сейчас, Алессандро. Пожалуйста.

Алессандро обернулся назад и посмотрел на нее:

– Очень трогательно видеть подобное проявление родственных чувств. Правда, это несколько запоздало.

Эштон сама думала о том же. Она часто не соглашалась с Мерритом, когда тот был жив, и не понимала, как много у них было общего и как она зависела от него. С чем она осталась сейчас? Брак без любви. Неверный муж. И она понимала, что все будет лишь усугубляться. Алессандро женился на ней ради денег и из-за этого так плохо относился к ней. Как он ста нет вести себя по отношению к ней сейчас, когда она лишилась денег? Конечно, у нее будет ребенок, и это дает ей некоторую надежду, но не много надежд на ребенка, которого будут воспитывать жестокий отец и несчастная мать.

Эштон услышала голос Алессандро, который вошел в дом и спросил Джорджа о ней. Пока что на людях он вел себя прилично, вместе со Спенсером и Хэнком ходил в полицию, со Спенсером – в похоронное бюро, зато когда оказывался с ней наедине, снова делался колючим и жестоким. Как будто она виновата в том, что ее состояние потеряно.

– Ну так брось меня! – не выдержала она. – Уходи и оставь меня в покое!

– Ага, чтобы ты отправилась к своему любовнику? С моим ребенком? Нет, tesoro! Помни, что говорил мой старик отец: Монтеверди не допускают развода.

– Даже за деньги?

– Мы женимся ради денег. Но мы не разводимся ради денег.

Эштон слышала, как Алессандро поднимается по лестнице. Ей захотелось куда-нибудь убежать. Было невыносимо снова видеть его. Но бежать было некуда. Она обречена оставаться с ним всю жизнь.

Мег не знала, пожелает ли Спенс ее видеть. Но она должна сделать такую попытку.

К счастью, возле дома не было видно репортеров. Прошло менее суток после смерти Меррита, но большинство представителей прессы удалились в поисках более свежего скандала. Очевидно, в этом сыграли роль полиция и Хэнк.

Спенс сам подошел к двери, услышав шум подъехавшей машины. Мег увидела, как он стоит и смотрит на нее, и подумала, что у нее сейчас может разорваться сердце.

– Я не знала, пожелаешь ли ты видеть меня, – сказала она.

Он не ответил, через дверь ей было плохо видно, какие чувства отразились на его лице.

– Могу я войти? – спросила Мег.

Спенс открыл дверь, и она шагнула в холл. Они стояли лицом друг к другу, их разделял всего лишь фут, но впечатление было такое, что между ними пропасть.

– Я чувствую себя ответственной… То есть я хочу сказать, если бы я не затеяла всю эту историю… – Мег замолчала.

– Это не твоя вина. И не Хэнка Шоу. И Эштон, и мы оба это понимаем. Меррит залез в дерьмо по уши. Если бы не это, случилась бы какая-нибудь другая катастрофа.

– Значит, ты простил меня?

Спенс продолжал смотреть на нее.

– Главный вопрос в том, простила ли ты меня?

– Ты имеешь в виду пари?

Он поморщился, затем кивнул.

Мег посмотрела в его глаза. Голубые, словно морская гладь, сейчас они чуть потемнели. Она вспомнила, что ей рассказал Алессандро.

– То был не ты. То был прежний Спенс. Тот, с кем мы распрощались после Саут-Бич.

Позже никто из них не мог вспомнить, кто сделал первый шаг. Возможно, они сделали его одновременно. Так или иначе, они оказались в объятиях друг друга, и переживания и безнадежность последних дней растворились в поцелуях, ласках и взаимной любви.

Они не возвращались к печальной теме до следующего утра. Да, в общем, им и говорить было некогда. Они занимались любовью, ласкали друг друга страстно, исступленно, восторженно, а затем лежали, молчаливые и обессиленные, в объятиях друг друга. Лишь утром, когда солнечные лучи проникли в спальню, Мег решилась заговорить об этом.