Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Получится очень красиво, – заверяла миссис Санлайт, продолжая поправлять выбивающиеся обрезки. – Завтра будем работать весь день. Если не успеем, я сама дошью. Сколько еще до выпускного?
– Пять дней, – ответила Мелисса.
– Не надо плакать, Лия, – ласково сказала мама. – А то я тоже начну рыдать.
Все разошлись после часа ночи. Лие постелили в гостевой спальне. Мелисса пришла в свою комнату после душа и переоделась в пижаму. Она по обыкновению встала у окна и стала следить за участком Хантеров, промакивая волосы махровым полотенцем. Казалось, Нил Хантер понимает комендантский час по-своему. С наступлением темноты он, наоборот, выбирался из дома. Вот и сейчас бродил на заднем дворе особняка, уголок которого виднелся из окна Мелиссы.
В теле чувствовалась приятная усталость. Тревоги, всегда нападавшие на Мелиссу перед сном, в этот раз отступили на задворки сознания. В дверь постучали.
– Да?
Мелисса обернулась на скрип и увидела в образовавшейся щели блик от очков.
– Прости, Мелисса, но… можно я посплю с тобой в комнате? Я никогда раньше не спала одна. Немного страшно. Еще крыша так скрипит.
Мелисса улыбнулась.
– Конечно. Кровать широкая.
Они на носочках перетащили подушку и одеяло в комнату Мелиссы и улеглись на разных краях кровати. При большом желании между ними можно было разместить еще двух гостей. Они лежали на спине, положив руки на одеяло, и сонно рассматривали освещенную луной мебель. Мелисса была очень рада, что Лия пришла. Может, сегодня ей впервые не будет сниться переломанное тело задыхающейся Бетт.
– У тебя потрясающая семья, Мелисса, – тихо заговорила Лия, повернув голову. – Чудесный дом. Я очень благодарна вам, я буду молиться за вас каждый день. Ты, наверно, очень счастлива?
Мелисса тоже повернула голову в сторону Лии. Без очков ее лицо казалось совсем кукольным.
– Не особо. Честно говоря, это самый ужасный год в моей жизни.
– Всем выпадают испытания. Важно преодолеть их с чистым сердцем и ценить то, что у тебя есть.
– Я… пытаюсь.
К горлу подступил ком. Моральный компас никогда еще так не барахлил, как в Миднайт Хилле.
– Ты говорила, что счастлива в приюте? – перевела тему Мелисса.
– Да, – губы Лии печально сжались, она часто заморгала. – Но прожив всего один день в полноценной семье… Нет, нельзя так говорить. Каждому дано богом столько, сколько необходимо.
Мелисса повернулась на бок и подперла голову рукой.
– Не копи в себе. Я не бог, осуждать не собираюсь. Можешь поделиться.
Лия внимательно смотрела в глаза Мелиссы и сжимала губы. Она присела на кровати и глубоко вздохнула.
– Понимаешь, я действительно была полностью довольна своей жизнью. Но я не знала, что все может быть так. Я никогда не видела, как общаются внутри семьи. Никогда не представляла, каково это – есть ужин, приготовленный папой, учиться у мамы шитью. Слушать с мамой и сестрой музыку и подпевать, – у Мелиссы сжалось сердце от слова «сестра». – Я как будто в каком-то другом мире. В чужой жизни. Я завидую, – вдруг выдала Лия, и голос ее задрожал. – Я бы хотела жить, как ты. Но у меня всего этого никогда не будет. Грешно так думать…
– Не грешно, – перебила Мелисса. – В конце концов, ты же просто хочешь для себя лучшей жизни. Ты не хочешь отобрать ее у меня. А значит, не грешно. Все завидуют. Это нормально. Это не страшно.
– Ты тоже?
– Да, мне тоже есть в чем тебе позавидовать.
– Правда? В чем?
Мелисса осеклась. Она не успела достаточно подумать, прежде чем ответила:
– Что Роланд пригласил тебя на выпускной.
Лия задумалась, не отводя глаз от Мелиссы. Тишина показалась такой плотной, что внезапный лязг на заднем дворе Хантеров заставил сердца девушек подскочить.
– Тебе нравится Роланд? – спросила Лия, и Мелисса боязливо кивнула. Та улыбнулась абсолютно беззлобно. – Мне он тоже очень нравится.
– Только не подумай, я не собираюсь что-либо предпринимать, – Мелисса уселась в кровати и замахала руками. – Я тоже завидую не грешно.
Лия засмеялась. Ласковые глаза изучали Мелиссу.
– Всегда мечтала посплетничать о нем с кем-нибудь. Но никто не любит о нем говорить, – вдруг сказала Лия, убирая волосы за уши. – Я влюблена уже шесть лет.
У Мелиссы приятно сжалось сердце. Она не понимала, как разговор вышел в это русло, но была безумно счастлива.
– Расскажи, каким он был?
– Совсем другим. Это была любовь с первого взгляда. Ему двенадцать, он солист со скрипкой. Мне десять, я новенькая в музыкальном кружке. Из-за него перевелась в другую школу, записалась на музыку. Роланд был очень активным и веселым. Часто улыбался. С восхищением приносил переписанные от руки ноты мистеру Блэквуду, чтобы разучивать произведения. Он вдохновил меня заниматься всем, что я люблю в этой жизни.
– Что же с ним случилось? – спросила Мелисса, бессознательно наматывая влажную спираль волос на палец.
– Не знаю. Со временем он стал черстветь. Думаю, он так защищался от нападок. Лет с четырнадцати он становился все более замкнутым. Я сначала не замечала этого, потому что со мной он общался мягче. Но за последние пару лет Роланд охладел почти ко всему. Он все делает на автомате, а не из искреннего интереса. Я рада, что он все же довел ансамбль до отчетного после смерти мистера Блэквуда. Значит, он все еще был ему дорог.
– Не могу себе представить другого Роланда, – Мелисса села по-турецки, обняв подушку. Они с Лией в процессе разговора уже оказались посередине кровати.
– Что тебе в нем нравится? – кокетливо спросила Лия.
Мелисса смущенно поежилась, ямочки стали глубже.
– Гордость. Ум. Он очень талантливый. И… красивый.
Лия расплылась в улыбке, довольно кивая.
– Да, хотя немногие считают его красивым. Еще у него есть родинка, вот тут, на косточке, – показала Лия, и сердце Мелиссы взорвалось бесконечной теплотой.
– Я ее обожаю.
Комната наполнилась девичьим воркованием и запахом граната от ароматической свечи. Совершенно искренне и краснея, они обсуждали, как Роланд играет в баскетбол, как он очарователен со скрипкой и как его отчужденность только больше привлекает.
Подсвеченная красноватым пламенем Мелисса аккуратно спросила:
– Слушай, а ты знаешь, почему он ничего не ест?
– У него с детства проблемы с желудком. Отсюда худоба. Тетя Марта каждый день готовит Роланду какие-то отвары. Ему почти нельзя твердую пищу.
– Марта?
– Их… бабушка. Опекунша. Ты о ней