– Что значит «о чем еще»? – обиженно произнес я и подумал, что на союзников Дзюбы эти парни не очень похожи.

– О гайках, о больном Игнате, – нетерпеливо перечислил усатый. – А еще о чем?

– Как раз о гайках ни слова не было сказано, – усмехнулся я. – Мы говорили о моей девчонке.

Усатый поморщился, будто выпил некачественной водки.

– О какой еще девчонке?

– Об Ирине Гончаровой. Ее обвинили в поджоге «Горки» и посадили в «обезьянник» городского управления МВД. Пока я ее оттуда не вытащу, никаких разговоров ни с Дзюбой, ни с вами не будет.

Усатый смотрел на меня так, словно он был экзаменатором театрального училища, а я – бездарным абитуриентом.

– Мгм… – промычал он и кивнул. – В «обезьянник»… Понимаю. А кому он поручил вести яхту?

– Да при чем здесь яхта? Не говорили мы о ней! – устало произнес я. – Что вы заладили одно и то же! Я к «Галсу» не имею никакого отношения! Сотый раз повторяю, что попал на яхту случайно.

– И вчера вечером тоже попал туда случайно? – со злой иронией уточнил усатый.

– Не мог же я бросить раненого парня на произвол судьбы!

– Не ври, картонка бумажная! – вдруг сорвался на крик Пацан и рванул рычаг пулеметного затвора. – Ты должен был заменить Игната! Ты собирался вместо него управлять яхтой! Я прав, мокрица поносная? Отвечай, а то пристрелю!

– Да! – рявкнул я с такой силой, что на голове Пацана зашевелились волосы. – Да, я собирался управлять яхтой! Сначала в одну сторону повернуть штурвал, чтобы яхта пошла бейдевинд, потом перевести ее в бакштаг и, наконец, замутить штирборд, чтобы точно попасть бушпритом в твою глупую голову!

Усатый в ярости врезал кулаком по тумбочке.

– Молчать! – крикнул он, подскочил ко мне, схватил за ворот рубашки и, заглядывая в глаза, сказал: – Все слишком страшно, чтобы шутить. И мы из тебя правду вытряхнем. Ибо медлить уже нельзя. На карту поставлено слишком многое. Если будешь дурочку валять – пристрелим и зароем в песок под забором. Своей честью и мамой клянусь. Понял?

– Не понял! – жестко ответил я, отрывая руку усатого от рубашки вместе с пуговицами. – Меня сегодня уже столько раз пугали, что вся голова пугалками забита, места для страха совсем не осталось. А мамой своей перед зэками клясться будешь. Свою поганую честь им на уши вешай…

Не знаю, как усатый стерпел обиду и не ударил меня. Я услышал, как он скрипнул зубами. Глянул себе под ноги, потом на маленькое, как чистый лист бумаги, окошко. Пацан сопел у меня над ухом. У моего виска покачивался ствол пулемета, и я ощущал запах оружейной смазки. Скрипнув, приоткрылась дверь. В щель заглянула татарка. К ее нижней губе налипла скорлупка от семечки.

– Вы так громко разговариваете, – прошептала она, – а там люди ходят.

– Какие люди? – отрывисто спросил усатый. – Милиция?

– Не-е-ет, – протянула татарка и покачала головой. – Туристы.

«Опаньки! – подумал я. – Кажется, эти ребята опасаются милиции не меньше меня. Выходит, их ничто не связывает с Дзюбой? Или это все-таки розыгрыш? Надо проверить…»

– Теперь мы будем говорить тихо, – пообещал усатый, глядя при этом мне в глаза. – Я задаю вопрос, а ты коротко отвечаешь: да или нет… Скажешь нам, где находится яхта, и можешь проваливать на все четыре стороны. Согласен?

– Нет, – ответил я и выставил свои условия: – Вы помогаете мне освободить девушку, а потом я, может быть, попытаюсь вспомнить, где яхта.

– Наглеет… – начал было заводиться Пацан, но усатый оборвал его:

– Тихо! – Он смотрел на меня, прищурившись, словно читал мои мысли, написанные мелким и неразборчивым почерком. Похоже, его осенила идея, как расколоть меня. Вкрадчиво, будто залезал мне в карман, усатый спросил: – А почему ты не попросил Дзюбу, чтобы он отпустил твою девушку?

– Не только просил, но и требовал.

– Но он поставил тебе одно условие? Так ведь? И ты его принял…

– Если бы принял.

– Молчать! – Усатый прожигал меня своими черными казацкими глазами. – Дзюба приказал тебе вернуться на яхту. Так? И не просто вернуться, а взять на себя управление вместо раненого Игната. Так ведь?

– Нет. Совсем не так.

– Цыть! Ни слова! Я разрешаю тебе сделать все так, как тебе приказал Дзюба. И овцы будут целы, и волки сыты…

– Да подавитесь вы своими волками! – едва ли не крикнул я, но усатый резко взмахнул открытой ладонью, затем сжал ее в кулак, так что хрустнули суставы пальцев.

– Рот закрой, а то придушу! У меня к тебе предложение. Ты ничем не рискуешь, и твоя баба выйдет на свободу. Но ты вернешься на яхту. Сейчас, немедленно. Да не один, а с нами. И доложишь Дзюбе, что готов к работе…

Снова яхта! Достали они меня до самых печенок! Шиш им, а не яхта! Не видать им ее, как своих ушей! Потому что по их алчным физиономиям видно, куда они намылились плыть. Я представил центральный причал… Там сегодня вечером состоится грандиозный детский праздник… Какая ублюдочная парочка стоит передо мной – усатый безумец и рыжее чудовище, тупые исполнители гнусной задумки Дзюбы! Им нужна яхта! Они рвутся снова завладеть «Галсом», завладеть во что бы то ни стало; у них осталось мало времени, они нервничают, кричат, они готовы содрать с меня кожу, но выбить признание. Я не знаю, какие у них отношения с Дзюбой, с командой Сиченя, с партией СБГ, с ХЕБом, зато твердо знаю, что это – одна свора, и мчится она к одной цели…

Но что мне делать? Что я могу? На что способен? Ни взглядом, ни намеком, ни вздохом не показать, где стоит яхта. Это первое и последнее. И пусть разорвут меня на куски, пусть отрубят ноги и руки, пусть вспорют мне живот и набьют его семечками – яхты им не видать!

– Не волнуйся, мы пустим тебя за штурвал, поможем с навигацией и с управлением, – злобным шепотом продолжал усатый, и глаза его горели, словно раскаленные антрациты.

Я не выдержал его взгляда и опустил глаза. Катастрофа. Конец света. У меня на самом деле потемнело в глазах, как если бы вдруг померк свет. Я покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за спинку койки. Надо немедленно позвонить Игнату и сказать ему, чтобы снимался с якоря и уходил подальше в море. Но как позвонить, если номер Игната я не запомнил? Он сохранился в памяти входящих звонков моего домашнего телефона, но до дома мне никак не добраться… Но о чем это я? Даже если я позвоню ему, как он сможет сняться с якоря? Он еле пальцами шевелит, ему сейчас не до якоря.

– Ну, так что? – требовал ответа усатый.

Надо тянуть время. Надо торговаться. Может быть, шторм наконец выкинет проклятую яхту на берег или сорвет ее с якоря и станет гонять по бухте, пока донные камни не распорют ее гладкое белое брюхо. И пусть она затонет, пусть ее занесет илом и песком, чтобы никто и никогда не смог бы сотворить с ее помощью зло…

– Ну? – теряя терпение и забыв о том, что надобно соблюдать тишину, закричал усатый. – Веди нас на яхту!