— Прекрасно! Мы сейчас попытаемся узнать больше. Поезжайте в Отель Вандом!

Трое слуг не заставили себя упрашивать; все снова заняли свои места, и лошади резвой рысью помчали карету; Сильви с облегчением откинулась на бархатные подушки: значит, он свободен! Значит, предсказание сбылось! Мазарини действительно уже несколько месяцев жил в страхе из-за некоего Коизеля, предсказавшего, что на Троицын день Бофор окажется на свободе. Суеверный итальянец пытался делать вид, будто не придает значения этому предсказанию, которое внушало ему тревогу, но все-таки приказал усилить охрану узника. И вот сегодня, в День Троицы, предсказание сбылось!

Сильви не было нужды напрягать собственное воображение, чтобы на темной завесе смеженных век увидеть, как Франсуа с развевающимися на ветру волосами несется галопом по полям и лесам, опьяненный вновь обретенной свободой. Но кто скачет рядом с ним и куда направляется Франсуа?

На свои вопросы молодая женщина имела да ответа: это, возможно, госпожа де Монбазон, которая, переодевшись в мужской костюм, ждала Франсуа под стенами Венсеннского замка; едет же Франсуа в замок Рошфор-ан-Ивелин, принадлежащий мужу госпожи де Монбазон, который оставался губернатором Парижа: туда Мазарини сунуться не посмеет…

В это время популярность Мазарини, если даже допустить, что она когда-либо у него была, упала до нижней черты. Народ, очень долго сдерживаемый железной рукой кардинала Ришелье, не видел никакой разницы между флорентийцем Кончини, который пользовался огромным влиянием во время регентства Марии Медичи, и сицилийцем Мазарини, чья кардинальская мантия распростерлась пурпурной тенью над регентством Анны Австрийской. По мнению народа, оба были одного поля ягоды, эти фавориты, гораздо больше озабоченные тем, чтобы потуже набить собственные кошельки, чем благом государства! В этих условиях люди, каков бы ни был политический гений Мазарини, ничего не ставили ему в заслугу. Но надо признать, что у Мазарини была нелегкая задача — сохранять самое главное из политики великого кардинала внутри страны, а главное, вовне, где по-прежнему все заглушал голос оружия! Конечно, победы бывшего герцога Энгиенского, ставшего принцем де Конде, удерживали врага за пределами королевства, хотя уже четыре года Вестфальский мирный конгресс пытался положить конец войне, опустошавшей часть Европы. В этой войне столкнулись интересы короля Франции, короля Испании, императора Священной империи и сначала короля, а потом королевы Швеции.

Во Франции Мазарини вынужден был считаться с Конде, занимавшим благодаря своим победам прочное положение и обладавшим не только непомерным честолюбием, но и таким же аппетитом: он беспрестанно требовал титулов и должностей, не скрывая, что охотно занял бы пост первого министра.

Но в этот период истории свою самую большую победу Мазарини одержал над регентшей. Эту испанку, непоколебимо преданную интересам своей родины, он сделал настоящей королевой Франции, которая была готова уничтожить все преграды ради будущей славы своего сына и, устранив из своей жизни тех, кто ей служил, любил и поддерживал ее, прислушивалась теперь только к советам кардинала. Поговаривали даже, что она тайно с ним обвенчалась… И тем не менее власть Мазарини не была прочной. В последнее время взоры парижан все чаще стали обращаться к башне Венсеннского замка, где пребывал в заточении их любимый принц, самая блестящая жертва Мазарини.

Во всяком случае, новость о его побеге достигла Парижа быстрее, чем лошади Сильви. Когда она подъехала к Отелю Вандом, ей пришлось пробираться сквозь настоящую толпу людей, которые после вечерни поспешили сюда, чтобы выразить свой восторг матери их кумира. Ссылаясь на праздничный День, добрые парижане были склонны усматривать в бегстве герцога де Бофора чудо, сотворенное Святым Духом. По крайней мере, требовалось божественное вмешательство, чтобы усыпить бдительность стражи, буквально не спускавшей с него глаз, и снабдить Франсуа де Бофора крыльями. Но толпа пропустила экипаж Сильви, которая после замужества стала поддерживать благотворительные традиции всех герцогинь из фамилии де Фонсом с той пылкостью, какую она сама вкладывала во все дела. В ее особняке на улице Кенкампуа, как и в поместье в Конфлане, любой нищий получал помощь и поддержку. Кроме того, в сопровождении двух лакеев, несущих огромные корзины, она навещала тех, кто был прикован болезнью к своему убогому ложу; их адреса давал ей господин Венсан, знавший Сильви с детства. Поэтому Грегуару оставалось только крикнуть; «Дорогу госпоже герцогине де Фонсом!», чтобы толпа с одобрительным ропотом расступилась.

В комнате госпожи де Вандом скопилось множество гостей, и все они говорили одновременно. Здесь собрались друзья, и мать Франсуа душили в объятиях, несмотря на усилия епископа Лизье и господина Венсана, старающихся защитить ее от натиска собравшихся. Сильви даже не пыталась к ней пробиться и подошла к госпоже де Немур.

Элизабет сияла от радости и без конца рассказывала о том, как она с помощью нескольких преданных друзей сумела вызволить брата из королевской темницы.

— Пирог! Обычный пирог, с помощью которого я и разыграла этот фарс! В нем спрятали очень прочную шелковую веревку с крюком, чтобы зацепить за карниз, два кинжала и кляп, предназначенный для полицейского пристава Ла Раме, которого Шавиньи, комендант Венсеннского замка, приставил охранять моего брата.

— Это, наверное, был огромный пирог? — спросил кто-то.

— Да, громадный, но Франсуа просил испечь пирог на двадцать человек, с учетом того, что десерт с его стола всегда доставался охранявшим брата солдатам.

— Но разве вы не должны были заручиться поддержкой сообщника в самом замке? — поинтересовалась незнакомая Сильви дама. Кстати, она сама и дала ответ на собственный вопрос:

— Это вещи, о которых никому не говорят, мадам. Подумайте, речь идет о жизни многих людей! Должно быть, кардинал Мазарини в бешенстве…

— О, и вы здесь, милая Сильви! — воскликнула Элизабет, которая только что ее заметила. — ДРУЗЬЯ мои, я вас оставлю ненадолго, мне необходимо переговорить наедине с герцогиней де Фонсом!

Взяв подругу под руку, Элизабет де Вандом заперлась с ней в ванной комнате своей матери; там они присели на край массивной деревянной ванны, по форме похожей на бочку.

— Я очень хотела бы просить вас оказать мне услугу, дорогая моя. Я бы хотела, чтобы вы отправились в Пале-Рояль и понаблюдали, что происходит у королевы…

— Это я и хочу сделать. Кстати, я туда и ехала, когда, проезжая мимо Венсеннского замка, узнала о бегстве Франсуа и тотчас направилась к вам. Я собиралась поехать в Конфлан к малышке Мари, но вчера получила записку от королевы. Она просила меня приехать во дворец, чтобы навестить юного короля. Он болен и требует меня к себе.

— Но когда вы вернетесь, вы нам расскажете, как там воспринимают известное событие?

— Если смогу. Это зависит от того, когда я покину дворец. Если время будет позднее, то я пришлю вам записку, как только вернусь на улицу Кенкампуа. Сегодня вечером в Конфлан я не поеду…