Как всегда перед боем, выключаются мысли. Я снова – клубок инстинктов и навыков, дикий зверек, полевой суслик, что стоит на задних лапках и обозревает владения, я нюхаю воздух в поисках опасности. Как и суслику, мне ни к чему приключения на свою задницу. В отличие от суслика, я не могу нырнуть в нору.

«Пик-пик!» – такблок сообщает о начале атаки, указывает стрелочками, куда мы должны выйти.

– Кто мы? – вопрошает взводный.

– Мы – «Лоси»! – орем в ответ. Автодокторы потихоньку отпускают наши тормоза.

– Зачем мы здесь?

– Чтобы убивать!!

– Не слышу!

– Убивать! Убивать!

– Я хочу видеть трупы! Горы трупов! Пирамиды трупов!

– А-А-А-А-А!!

– Примкнуть штыки! Взвод… вперед!

Черно-бело-зеленый мир. Тени растворились. Кровь гудит в ушах. Острие штыка, – как компас, указывает путь. С ревом поднимаемся в атаку. Мчимся вперед, обтекая остатки зданий, просачиваясь сквозь них. Главное теперь – ноги в развалинах не переломать.

– Рыба, не отставай! Под ноги смотри, лохушка! Не видишь – подвал там! Мышь, сунь туда плазму! Паркер, следи за «мошками»! Держать дистанцию, остолопы!

Чьи-то ноги торчат из-под завала. Пластиковая кукла таращит на меня присыпанные пылью глаза. Рухнувшая стена открывает вид комнаты в разрезе. Горит деревянная кровать. Из дверного проема выскакивает человек. То есть он думает, что выскакивает. На самом деле он ковыляет, шатаясь. В руках оружие. Вид его ужасен – кровь из ушей заливает его шею, одежда – кокон из мокрых красных тряпок, облепленных бетонной пылью. Он слепо делает пару шагов, раскачивая стволом перед собой. Все это я вижу в секунду, на бегу, походя сшибая его короткой очередью. Как на стрельбище. От вида дергающегося от попаданий тела я чуть не кончаю – настолько острое наслаждение испытываю, видя своего противника лицом к лицу. Что-то новое… Встряхиваюсь.

– Рыба, ты хрена ворон ловишь! Почему не стреляла, лохушка?

– Не успела, сэр! Я все поняла, теперь справлюсь, сэр! – Автодоктор превратил ее в счастливого человека, от мандража ни следа. Словно подтверждая сказанное, она бьет куда-то поверх моей головы длинной очередью, недогоревшие пороховые стаканчики трухой сыплются ей под ноги. На такблоке гаснет красная точка. – Я попала, сэр! Я в него попала, сэр!

– Патроны береги, зараза! – в сердцах выговариваю я восторженному ребенку. Вот ведь что дурь с человеком делает. Только что превратила кого-то в кашу, может быть впервые в жизни, а радуется, словно легкий билет на экзамене вытащила.

Герильос постепенно оживают. Оглушенные, вылезают из подвалов, которые мы походя забрасываем плазменными гранатами. Пытаются отстреливаться. Некоторые в панике пытаются уйти в дыму, слепо ковыляя вдоль стен. «Мошки» выдают нам цель за целью. Короткие очереди М160 трещат отовсюду. «Убей!» – заводим себя, орем дико, только нас не слышит никто, кроме нас самих. «Убей!» – Паркер рушит очередную стену, за которой «мошки» обнаруживают несколько целей. «Убей!» – Рыба вовсю бухает очередями, безбожно растрачивая боезапас. «Убей!» – Нгава отщелкивает скобу плазменной гранаты, закидывает ее в черный провал подвала – огонь в дыре! «Убей! Убей! Убей!» – Крамер бьет в дыму от бедра, крошит всех подряд: и тех, кто стреляет, и кто такблоком не опознан – гражданские, громила-ковбой из древнего фильма, только пулеметов тогда не было. Кол пристраивается среди камней, выцеливает оппонентов-снайперов, изредка коротко щелкает. Развалины вокруг полыхают, как факелы, аж броня нагревается. Из земли вверх – шикарный фонтан, взрывом сбило пожарную колонку, каким-то чудом еще есть давление в магистрали. Лупим по провалам окон из подствольников, обрушивая остатки стен, поджигаем, что еще не сгорело. Коробочки позади крошат гусеницами кирпичи, то и дело брызжут огнем, поддерживая нас. Идем, как нож сквозь масло. Дальше снова уцелевшие дома. И вдруг:

– Снайпер, снайпер! Санитара!

– Взвод, стой! Рассредоточиться! Укрыться!

Мы вышли к намеченному рубежу. Устраиваюсь за плитой рухнувшего балкона. Маню к себе Рыбу. По сторонам еще трещат очереди, гулко бухают разрывы подствольников – остальные взводы подтягиваются. Впереди, в дыму, многоголосо свистит что-то, и – БАМ-БАМ! – беспилотники открывают сезон охоты.

– Ты, дуреха, будешь так палить – без патронов останешься. Поэкономнее будь. Тут еще осталось в кого пострелять, – выговариваю я запыленному забралу Рыбы. – Переложи магазины из мешка в подсумок, пока время есть. Воды попей.

Рыба кивает, стаскивает вещмешок и начинает суетливо копаться в нем. Теплая вода противна на вкус.

18

Наступает ночь. Над городом иллюминация – в высоте распускаются осветительные люстры. Тишины нет как нет, цветные вспышки вспыхивают над домами, гаубицы бьют наугад – беспокоящий огонь, невидимые «пираньи», держась за облаками, охотятся на людей. Время от времени поднимается короткая канонада – подавляем очередного снайпера. Партизаны тоже не спят, где-то там они лихорадочно готовятся к завтрашнему дню – устанавливают мины, маскируя их под битым кирпичом, долбят траншеи, поднимают на чердаки пулеметы. Они наверняка низко пригибаются, перебегая улицы, то и дело оглядываются на ослепительное небо в надежде увидеть падающего сверху беспилотника. Все тщетно, и смерть продолжает выбивать их по одному, находя везде – у окон, под маскировочными сетями, на крышах. Кроме беспилотников их достают наши снайперы, с наступлением темноты уползшие вперед, рвут на части шальные снаряды и высокоточные малогабаритные ракеты, которые время от времени выплевывают взводы тяжелого оружия по наводке «мошек», и еще «котята». Эти мерзкие механические создания сегодня доставили вместе с боеприпасами: черными тенями они крадутся в темноте, чтобы неожиданно взорваться возле минометного расчета, или рядом со снайпером, замаскированным под мусорную кучу, или даже под невезучим бедолагой, присевшим по нужде в темноте сгоревшей бетонной коробки. Стрекозы порхают над самыми крышами, каркают резкими голосами: «Участники незаконных вооруженных формирований! Ваше сопротивление бесполезно. Ваши смерти бессмысленны. Сохраните себе жизнь. Сохраните жизнь своим детям, женам, матерям. Сохраните свой город. Сложите оружие и выходите с поднятыми руками. Всем, кто добровольно прекратит сопротивление, гарантируется жизнь. Вот что говорит один из бывших партизан, который находится сейчас в фильтрационном лагере: „Меня зовут Мигеле Фейхо. Я сражался в отряде команданте Маркуса. С каждым днем наше положение все ухудшалось. У нас не было воды. Мы питались крысами, змеями и корнями. Наша одежда сгнила, превратилась в лохмотья. Мы умирали от болезней, раненые кричали от боли, но мы ничем не могли им помочь. Так продолжалось долго, пока…“ – и так далее. Утро встретят усталые, издерганные существа, мало похожие на дисциплинированную армию, пусть и партизанскую. Самое смешное – многие из этих придурков искренне и горячо верят в то, что сражаются за родину. Как и мы, впрочем.

Оставшиеся в живых гражданские обитатели, потерявшие сегодня последние крохи, включая трущобную крышу над головой из непромокаемой пластиковой упаковки, бесплотными озлобленными тенями продолжают истекать сквозь наши порядки – их ощупывают «мошки» в поисках оружия или взрывчатки, потом криками через усилители брони сгоняют в кучи, чтобы пропустить через линию обороны. Они испуганным стадом проходят под прицелом пулеметов, их конвоируют на площадь Санта Новелл, где разбит временный фильтрационный лагерь. То и дело кто-нибудь в темноте подрывается на наших минах и растяжках – мы плотно закрепились, потом из неровной темноты долго раздаются жуткие вопли умирающих людей, я надеюсь, что это партизаны. Спим посменно, не отходя никуда, лежим, обняв стволы, там, где оборудовали стрелковую позицию. Самые везучие – резерв – устроились под силовыми пузырями внутри «Томми». Питание опять не подвезли. Начхать, нам не привыкать уже, вскрываем свои неаппетитные жестянки – одна на двоих, жуем кое-как. Всем на все наплевать, глаза слипаются, устали мы запредельно. Я оставляю попытки заставить своих надеть сухие носки – их нет давно почти ни у кого, шепотом матерюсь, добиваясь, чтобы вонючие мокрые ноги все же посыпали антигрибковым и антисептическим порошком, этого дерьма у меня добрый запас, да резинку пожевали – чистить зубы негде и нечем, вода в дефиците.