Можно было бы предположить: у нас в принципе мало источников по истории пропаганды первого крестового похода, и потому и сведений об идее мученичества в ней у нас тоже мало. Идея могла быть на самом деле распространена в пропаганде, о чем свидетельствуют имеющиеся небольшие зацепки в источниках. Но в таком случае озадачивает другое: в случае последующих походов, сведения о пропаганде которых хорошо подкреплены как минимум папской корреспонденцией, ситуация аналогичная. Мы встречаем идею в хрониках, но практически никогда не видим ее в пропаганде.

Хроника, сообщающая о предыстории третьего крестового похода, Libellus de expugnatione Terre Sancte per Saladinum описывает как мученика (martyr) погибшего магистра госпитальеров[814]. Там же мучениками называются героически погибшие в бою тамплиер и госпитальер[815]. Itinerarium peregrinorum сообщает, что один очень доблестный тамплиер умер в бою как мученик (cum palma martyrii triumphator migravit)[816]. Кроме того, «принятым в коллегию мучеников» назван и павший магистр тамплиеров (martirium collegio sociandus)[817]. В другом фрагменте хронист обозначает как мучеников (vere quidem martires) павших крестоносцев[818]. Автор Historia de expeditione Friderici описывает, как те, кого убивали преследовавшие их враги становились «мучениками Христа» (Christi martyres efficiebantur)[819]. Амбруаз, хронист третьего крестового похода, предположительно клирик, несколько раз говорит как о мучениках о погибших воинах (martyr/martir)[820]. Более того, похоже, в одном из фрагментов он называет мученичеством совокупность страданий крестоносцев при осаде Акры (la martire que li cristien i sostindrent), независимо от того, выжили они или нет[821]. Оливер Кельнский, хронист пятого крестового похода, сообщает о мученичестве нескольких павших воинов в одном из эпизодов осады Дамиетты (glorioso martirio coronatos)[822]. В той же хронике делается и обобщение про всю осаду Дамиетты в целом: «Многие мученики во имя Бога и еще большее число исповедников [святые рангом ниже, чем мученики], избавленные от человеческих дел, отправились к Господу» (Multi pro Christo martires, plures in Christo confessores apud Damiatam rebus humanis exempti migraverunt ad Dominum)[823]. В другом эпизоде той же хроники говорится о павших, которые, погибая, убили несколько сарацинов, утащив их за собой в водную бездну (isti martires plures secum traxerunt in aque voraginem)[824]. Жак де Витри в своей хронике, написанной во времена пятого крестового похода, описывал взятие Иерусалима в 1099 г. следующим образом: сарацины в осажденном городе отчаянно сопротивлялись, и «мученики Бога потерпели ущерб» (Dei martyres perpessi sunt detrimenta)[825]. Есть и еще более поздние примеры. Так, Жуанвиль (он был одним из соратников Людовика Святого, участвовал с ним в походе и написал свой труд в первом десятилетии XIV в.) пишет в «Жизнеописании Людовика» о том, как епископ Суассона в одиночку бросился против турок, которые убили его и «отправили его к Богу как мученика» (…et le mistrent en la compaignie Dieu ou nombre des martirs)[826]. Когда сарацины расправились с плененным графом Готье Бриеннским, Жуанвиль прокомментировал по этому поводу, что «мы должны верить, что он на небе среди мучеников» (nous devons croire que il est es cielx ou nombre des martirs)[827].

Есть пара упоминаний идеи в трактатах, относящихся к крестовым походам. О мученичестве пишет Бернар Клервоский в «Похвале новому рыцарству»: он восхищается, насколько славными победителями тамплиеры возвращаются из сражения и насколько счастливо как мученики они погибают в бою (Quam gloriosi revertuntur victores de proelio! Quam beati moriuntur martyres in proelio!)[828]. Называет крестоносцев мучениками (martyres) и Генрих де Альбано в своем трактате[829]. Известно, что он сам был проповедником крестовых походов, но имел ли этот трактат какое-либо отношение к его проповедям, неизвестно.

При общем молчании на тему мученичества источников, имеющих непосредственное отношение к пропаганде, мы все же встречаем незначительные исключения. Так, о мученичестве говорят два папских письма.

Иннокентий III в булле Quia maior (1213), рассуждая об эффективности предоставляемой Богом в виде крестового похода возможности спасения, упоминает и идею мученичества: «Какая же большая польза от этого! Как много тех, кто… практически через агонию мученичества получили славные венцы!»[830]. Впрочем, это скорее исключение: как уже отмечала Анна Бистед, за исключением процитированной, папские буллы о мученическом статусе павших крестоносцев не говорят[831]. Кроме того, отмечает она же, здесь важно присутствие “quasi”, которое не дает фразе стать однозначным утверждением о приравнивании крестоносцев к мученикам[832]. Второе папское письмо с упоминанием идеи мученичества было найдено за пределами хронологических рамок монографии Бистед. Речь идет о письме Гонория III германскому духовенству с предписанием проповеди (1224), в котором папа восхищается: «О сколь много тех, кто… достигли царствия небесного с ветвями мученичества, чтобы править вечно вместе с мучениками!»[833]. Он же продолжает: «О, сколь много тех, кто, желая посетить землю, где стояли ноги Христа… вознеслись на небесное отечество и прославлены как исповедники»[834]. Здесь бросается в глаза неуверенность папы в определении статуса крестоносцев. Вначале он говорит «с мучениками», но не «крестоносцы-мученики», а потом еще и добавляет «как исповедники». Казалось бы, нужно определиться: или они мученики, или они исповедники, ибо это два разных понятия. Если мученики являлись павшими за веру, то исповедники были рангом ниже, и к ним обыкновенно относили людей, которые вели подвижнический образ жизни, но за веру не погибали[835]. Как мы видим, оба папских письма не характеризуют павших крестоносцев как мучеников в однозначной и определенной манере.