Покинув автобус, я обнаружил, что все административные учреждения базы закрыты. Однако дневальный провёл меня в помещение, выходящее на залив, где обычно принимали солнечные ванны. Когда я вошёл в его стеклянную дверь, меня ослепил яркий солнечный свет. За белыми садовыми столиками сидела дюжина мужчин в морской форме. Не зная в лицо старшего офицера, я пробежал взглядом по рукавам присутствовавших, стараясь определить по нашивкам их звание. Один из группы офицеров спросил:

– Не вы ли новый капитан «У-415»?

– Да, я.

– Рад приветствовать вас, – сказал полный офицер с тремя золотыми полосками на рукаве и Рыцарским крестом под воротничком. – Я капитан сторожевого корабля Винтёр. Познакомьтесь с моим штабом.

Он представил меня остальным офицерам и приказал дневальному принести ещё один прибор. Сам Винтёр не нуждался в представлении. Он был известен всем подводникам. В начале войны он добился выдающихся достижений, потопив британские корабли общим тоннажем более 150 тысяч регистровых брутто-тонн. Это был один из наших последних выживших асов.

Пока я завтракал, Винтёр и другие офицеры рассказали последние новости. В сухой док поступили комплексы «шнеркель» для испытаний на трёх подлодках. Но больше я ничего хорошего не услышал. Британские самолёты постоянно совершали вылеты и сбрасывали магнитные мины на фарватерах, выводивших из Брестской бухты в открытое море. Неблагоприятная для нас тенденция подводной войны сохранялась, хотя мы продолжали ждать давно обещанного нового оружия и более совершенных подлодок. Несколько наших устаревших подлодок все ещё блуждали вокруг Британских островов, становясь объектами охоты с воздуха или надводных кораблей противника. Теперь самолёты с авианосцев США и эскорты патрулировали даже в середине Атлантики. А ведь эта «чёрная дыра» долгое время была свободна от контроля союзников. И вот результат: четырём из пяти наших подлодок не удавалось возвращаться после своих походов на базу – уровень потерь, значительно превысивший потопленные суда противника.

Когда разговор коснулся войны в целом, я обратил внимание на то, что офицеры не беспокоились о положении наших войск на линии близ Монте-Кассино или даже об исходе русской кампании, которая проходила не так, как предсказывало командование вермахта. Они говорили главным образом об угрозе высадки союзников на континенте. Никто не знал, когда или где она произойдёт, но и никто, кажется, не сомневался, что это обязательно случится. Офицеры говорили также о наших недавних усилиях по дальнейшему укреплению мощной береговой обороны, призванной отразить десанты союзников на самой кромке моря. Наши руководители неоднократно повторяли, что Атлантический вал непреодолим, и никто не подвергал сомнению их заявления. Поражение казалось невозможным, сама мысль о нём воспринималась как измена.

Винтёр собрался уходить.

– Обер-лейтенант Вернер, – сказал он на прощанье, – вы увидитесь с командой своей подлодки в 14.00. До этого времени устраивайтесь поудобнее и подумайте о том, что вы скажете своим подводникам.

Я постарался воспользоваться советом этого располагающего к себе, симпатичного офицера. Устроился в большой угловой комнате в юго-восточном крыле жилого комплекса базы и, приняв душ, попытался продумать своё небольшое выступление. Однако ничего примечательного на ум не приходило. Тогда я сел за стол, чтобы написать проект речи. Но и этого тоже ничего не вышло, и я решил осмотреть бетонный бункер для подлодок и другие сооружения базы.

В 14.00 я встретился с капитаном Винтёром и командой своей подлодки на плацу флотилии. В речи, произнесённой экспромтом, я сказал экипажу, что являюсь давним другом «У-415», видел её во время заправки горючим в центре Атлантики в прошлом году. Сказал, что знаю об успехах команды лодки и считаю за честь быть её командиром. Я заверил подводников, что ничего не изменится в их привычном распорядке службы на подлодке и что, пока я нахожусь на её борту, буду стремиться к новым победам над врагом. Я пожал руку каждому подводнику и в 14.20 принял лодку под своё командование.

В 14.25 я отдал свой первый приказ старпому подготовить лодку к тридцатиминутным учебным занятиям в бухте. Я решил обучать команду исходя из собственного понимания сути подводной войны. Старпом повёл экипаж к подножию холма. Я вместе с главмехом и вторым вахтенным последовал за ними, расспрашивая своих попутчиков об их службе на «У-415». Как оказалось, главмех служил на лодке со времени укомплектования её экипажем, однако старпом и второй вахтенный имели ограниченный боевой опыт. Я понял, что мне придётся выполнять на первых порах значительную долю их обязанностей.

«У-415» ожидала нас в своей заводи бункера. Я спустился через люк в рубку и сразу столкнулся с проблемой. Перископ в рубке оказался старого образца, а я привык к полностью автоматизированному прибору, оснащённому вращавшимся креслом, электротягой, различными приспособлениями и интегрированному в электронную систему. При пользовании этим доисторическим перископом было необходимо приседать на корточки, чтобы смотреть в окуляры, а перемещение ствола вверх и вниз требовало акробатического искусства. Тщательный осмотр подлодки не обнаружил других дефектов, если не считать её возраста: это была старая рабочая лошадка. Тем не менее радар, снабжённый большим числом новых приспособлений, плюс две спаренные 20-миллиметровые пушки и автоматическая 37-миллиметровая компенсировали отсутствие современного перископа.

Начиная с полудня этого и в последующие три дня я водил лодку по Брестской бухте, тренировал команду погружениями под воду и предоставил артиллерийским расчётам возможность пострелять из пушек боевыми зарядами. Я добавил к боевой учёбе несколько новинок, которые считал чрезвычайно важными. Команда, имевшая хорошо развитый инстинкт самосохранения, их приняла. Я заставлял подводников напряжённо работать, подводя их к пику боевой готовности и углубляя свои взаимоотношения с ними. На четвёртый день я настолько убедился в готовности лодки для похода, что мог доложить об этом Винтёру. С этого момента всё шло согласно распорядку дня. Обязанности, которые я выполнял годами, приняли теперь на себя мои офицеры. Я получил возможность морально и физически подготовиться к походу.

На третий день я получил свой первый оперативный приказ и вскоре после завтрака встретился с Винтёром в его кабинете. Он спокойно и кратко разъяснил мне боевую задачу.

– Мы временно приостановили продолжительные походы в Атлантику и отдали предпочтение кратковременным рейдам в зоны, где сходятся маршруты конвоев. Взгляните. – Винтёр развернул большую жёлтую морскую карту и указал на ней район, который штаб наметил для боевых операций подлодки под моим командованием. – Как видите, ваш квадрат находится в стратегической зоне на подходах к Ла-Маншу.

Изучив карту, я увидел, что глубина океана в заданном районе не превышала 150 метров. Операции в таком мелководье имеют свои преимущества и недостатки. Я понял также, что там ведётся воздушная разведка и сконцентрированы группы охотников противника. Там будет мало шансов всплывать для вентиляции отсеков лодки и подзарядки аккумуляторных батарей. В таких условиях подлодка вряд ли выживет без «шнеркеля», когда за ней станут охотиться эскадрильи самолётов и эскадры эсминцев. Здравый смысл подсказывал мне, что «У-415» была обречена, и всё-таки я не мог поверить, что так долго спасался от гибели только для того, чтобы стать жертвой устаревшего оборудования.