ему избежать наказания (Гоглидзе – один из шести чиновников МГБ, расстрелянных в декабре 1953 года за связь с Лаврентием Берией). Здесь применимо изречение историка «один свидетель – не свидетель»; одного «свидетеля» никогда не достаточно, чтобы считать какой-либо факт установленным. Критический анализ источников, обязательный для каждого ответственного историка, здесь имеет огромное значение – чего Снайдер вновь не делает.

Снайдер замалчивает и то, что о «деле врачей» написано в мемуарах дочери Сталина Светланы Аллилуевой:

«“Дело врачей” происходило в последнюю зиму его жизни. [Экономка Сталина] Валентина Васильевна рассказывала мне позже, что отец был очень огорчен оборотом событий. Она слышала, как это обсуждалось за столом, во время обеда. Она подавала на стол, как всегда. Отец говорил, что не верит в их “нечестность”, что этого не может быть, – ведь “доказательством” служили доносы доктора Тимашук…»322 (Выделено мной. – Г.Ф.).

Снайдер повсеместно цитирует воспоминания Светланы Аллилуевой, так почему же не здесь? Очевидно, потому что такая цитата поставила бы под сомнение вину Сталина в «деле врачей». Брент и Наумов также не цитируют этого отрывка, несомненно, по той же самой причине.

Как мы видели, Снайдер приводит фрагменты писем Светланы Аллилуевой – но только в случае антисталинской направленности. Когда таковой нет или, как здесь, когда письма противоречат его антикоммунизму, Снайдер их игнорирует. Думается, совсем не так должен поступать ученый-историк. Но книга Снайдера – не научно-историческая работа, а сочинение в жанре «антикоммунистической пропаганды со ссылками».

Снайдер фальсифицирует слова Сталина

Снайдер утверждает:

«Сталин, больной человек семидесяти трех лет, не слушая ничьих советов, кроме собственных, напряженно двигался вперед. В декабре 1952 года он сказал, что “каждый еврей – националист и агент американской разведки”, – такая формулировка была параноидальной даже по его стандартам» (с. 474)323.

У Рубинштейна действительно есть такая цитата, но она лжива. Рубинштейн обращается к источнику, воспоминаниям министра Малышева о встрече 1 декабря 1952 года, во время которой Сталин говорил:

«Любой еврей-националист – это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачом, буржа и т. д.)»324.

Есть все-таки разница между «каждым евреем» и «евреем-националистом». Ясно, что под «евреями-националистами» Сталин подразумевает «сионистов». С апреля 2008 года появилась даже интернет-страница, демонстрирующая вопиющую ошибочность такого цитирования, приписываемого Бренту и Наумову. Но уже в апреле 2012 года Снайдер опять повторил ту же ложную цитату при обсуждении «Кровавых земель»325.

Снайдер либо сознательно лжет, либо просто не утруждает себя проверкой источника своей цитаты. Как бы то ни было, это не делает ему чести как историку.

Снайдер фальсифицирует проект «антисемитского» письма

Снайдер заявляет:

«В феврале 1953 года советское руководство писало и переписывало коллективное еврейское саморазоблачение, включая фразы, которые могли прийти прямиком из нацистской пропаганды. Его должны были подписать выдающиеся советские евреи, и оно должно было быть напечатано в “Правде”. Василий Гроссман был среди тех, кого вынудили подписаться под письмом…»326 (с. 475).

В статье, опубликованной в 2009 году, когда работа над «Кровавыми землями» приближалась, по-видимому, к завершению, Снайдер написал:

«В начале 1953 г. советское руководство распространило прошение среди видных советских евреев, которые должны были принести извинения русскому народу свои слова о страдании евреев и выразить благодарность за то, что русские спасли их» (Примечание к Костырченко. Государственный антисемитизм… с. 470–478.) (2009-4).

Характеристика Снайдером неопубликованного письма не соответствует истине. В нем нет ни слова о каком-либо извинении перед русским народом или кем-либо еще. Ничего не говорится в нем и «о страдании евреев». Нет там слов о «выражении благодарности» русскому – или какому-то другому народу – за их спасение. Отсутствует там и «еврейское саморазоблачение», что бы оно ни значило. Не содержится там и «фраз, которые могли прийти прямиком из нацистской пропаганды».

Конечно, читателям и невдомек, что Снайдер лжет – и здесь я говорю «лжет» намеренно, поскольку не исключено, что автор «Кровавых земель» просто не удосужился прочитать письмо сам. Но читатели не будут его читать. К тому же Снайдер не сообщил им, где они могут с ним познакомится. Первый вариант того самого письма переведен на английский язык в книге Брента и Наумова (с. 300–305). Снайдер цитирует их книгу, но умалчивает, что познакомился с ним именно там. Может быть, как раз потому, что, прочитав письмо, все увидят, что Снайдер написал о нем неправду?

«Советское руководство» тоже не причастно к распространению письма. Дмитрий Шепилов, один из секретарей КПСС, и Н.А. Михайлов, глава Агитпропа, направили его Маленкову, который входил в руководство партии – в Политбюро. Ни Шепилов, ни Михайлов не входили в «советское руководство». После критики Ильи Эренбурга второй проект был послан Михайлову Шепиловым, но тот не получил дальнейшего распространения, не говоря уже о публикации.

Вот то, что о том письме рассказал Феликсу Чуеву Лазарь Каганович:

«Когда Михайлов принес мне бумагу для публикации против этих врачей – я вам рассказываю кое-что личное – по еврейскому вопросу, и там были подписи Рейзена и многих других еврейских деятелей. Михайлов был секретарем ЦК, потом министром культуры. Я ему сказал: “Я не подпишу”.

– А что, там осуждали их?

– Да, да. Он говорит: “Как? Мне товарищ Сталин поручил.” – Скажите товарищу Сталину, что я не подпишу. Я ему сам объясню.

Когда я пришел, Сталин меня спрашивает: “Почему вы не подписали?” Я говорю: “Я член Политбюро ЦК КПСС, а не еврейский общественный деятель, и буду подписывать бумагу как член Политбюро. Давайте такую бумагу, я напишу, а как еврейский общественный деятель не буду подписывать. Я не еврейский общественный деятель!”

Сталин внимательно на меня посмотрел: “Ладно, хорошо”.

Я говорю: “Если нужно, я напишу, статью от себя”.

“Посмотрим, может, надо будет и статью написать”»327.

Нет никаких доказательств, что Василия Гроссмана «вынудили подписаться под письмом». Просто его фамилия стояла рядом со многими другими. Брандербергер не приводит доказательств, что Гроссмана «вынуждали». Последнее представляется крайне неправдоподобным. Судя по его романам, в это время Гроссман прилагал большие усилия, чтобы показать себя преданным парии коммунистом.

Снайдер утверждает:

«В агрессивных нападках прессы внезапно выяснилось, что его [Гроссмана] недавно изданный роман о войне “За правое дело” не был достаточно патриотичен. “За правое дело” был обширным романом о Сталинградской битве, главным образом в рамках сталинизма» (p. 367).

Некоторые из критических замечаний по поводу романа Гроссмана есть в интернете. Ни одно из них нельзя охарактеризовать как «агрессивное», хотя некоторые из них довольно остры. Их основная мысль сводилась к тому, что для Гроссмана как члена партии