тебе, кому на голову просто упали миллионы… Потом Мила вспомнила свою мать, которой повезло с мужем и она прожила с ним счастливую жизнь, а вот ей, Миле не везло с мужиками, что ее все использовали… И разговор зашел слишком далеко, Мила словно накручивала себя все больше и больше, и когда Элиза попыталась ей возразить, Мила ударила ее, Элиза упала… Тогда та отволокла бабушку в соседнюю квартиру, привязала к стулу… Вот это мне совершенно непонятно! Зачем было ее туда оттаскивать? Да и стул странный, там уже были обрывки веревки, а на ковре пятно, похожее на кровь, сейчас этим вопросом занимаются эксперты… Возможно, Элиза – не первая жертва Базаровой, и в этой комнате она уже кого-то пытала…

Женя, слушала его и на этот раз тоже промолчала. Что же он натворил, этот Петр? Хотя а при чем здесь он? Слишком уж все было сложно. И как теперь понять, кто во всем виноват? Или следует задать вопрос: как Мила стала преступницей? Да, вот кто в этом виноват? Мать, которая бросила ее и уехала со своим любимым в далекий Мурманск? Бабушка, которая отказывалась содержать ее и заставляла заняться делом? Мужчины, которые обманывали ее, использовали? Да мало ли таких историй? Мало ли женщин обманывают мужчины? Но не все же становятся убийцами… Или дело в том, что слишком уж большой контраст был между образом жизни «жирующей» во Франции «жадной» бабушки и ее бедной, запутавшейся в долгах, внучке?

А ведь Петр, сочиняя синопсис, наверняка узнал многое о семье Элизы, ведь не случайно же появилась подробная переписка подруг – Веры и Лизы. Там многое правда. Одна тема долгов чего стоит.

– В какой больнице находится Элиза? – спросила Женя уже перед тем, как проводить Косту.

– В «Склифе».

Коста уехал, Ребров проводил его, вернулся на кухню и плеснул себе коньяку.

Женя отвела Бориса в спальню. Он спал на ходу, вероятно, продолжало работать снотворное.

– Я так переживаю за тебя, – сказал он, обнимая ее перед тем, как лечь в постель. – Ты прости меня, Женечка, что я сейчас такой… Совсем нет сил.

– Я сейчас постелю Валере и вернусь.

Да, она не узнавала Бориса. Внешне он сильно изменился, на него было больно смотреть – просто скелет. И чувствовалось, что он психологически сломлен.

Женя, нагруженная одеялом и стопкой постельного белья, поднимаясь в комнату для гостей, уже громко, в голос рыдала. Она надеялась, что ее никто не слышит. Да и какая разница? Она была дома и могла позволить себе выплеснуть свои чувства, поплакать вволю.

Да что же это такое с ними происходит? Столько испытаний сразу!

И кто во всем этом виноват? Она боялась признаться себе в том, что это она, она и виновата! Что если бы она осталась дома и не поехала в Калину с Антониной, то Боря не купил бы велосипед, не поехал бы в лес, не упал…

А зачем она поехала в Калину? Что такого привлекательного было в этом маленьком провинциальном городе, что она так ринулась туда?

Ответ был убийственным: она убегала от любви. Ей на тот момент казалось, что любовь Бориса порабощает ее, что он чрезмерно внимателен к ней, что так не бывает, и почему-то решила, что это не любовь, а его желание загладить перед ней свою вину…

Вину за что? Почему она не поверила ему? Не поверила, что мужчина может так сильно любить свою жену? И начала придумывать причину, чтобы оставить его, чтобы отдохнуть от него. Так, может, она сама не любит его? Но как же?!

Она любит, любит… От одной только мысли о нем она трепетала… А от его прикосновения ее бросало в жар и она совершенно теряла голову… Ей захотелось свободы. Но от кого?

«Какая же я дура…»

Женя, постелив постель Реброву, вышла из комнаты и уселась на ступенях лестницы.

Сейчас, здесь, в тишине дома, когда она была совершенно одна, мысли ее стали ясные, и все как-то пришло в порядок, встало на свои места. Словно она протрезвела.

Она вспомнила самолет, Живерни, сад, пруд с кувшинками…

А ведь те изменения во внешности Лизы в самолете можно было рассмотреть повнимательнее, и тогда она наверняка увидела бы какие-то фрагменты грима, слой латекса или какого-то другого быстросохнущего средства, которые гримеры используют для состаривания актеров… А что уж говорить о седых прядях? Да все можно было разглядеть и вывести всю эту троицу на чистую воду. Тогда почему же она этого не сделала? Почему решила все принять за чистую монету? Быть может, потому, что сама хотела этого погружения в другую жизнь, полную необъяснимых явлений, «других измерений», этого обмана, переполненного абсурдом?! Она, ее организм, ее психика, не позволили ей впасть в черную меланхолию, погрузиться в горе, и она, словно помимо своей воли, стала участницей этого спектакля. Она спасалась таким образом. Иначе как еще можно объяснить весь этот бред? Получается, что Петр все-таки спас ее. С одной стороны, чуть не свел с ума, с другой – увел в другую реальность, где она хотя бы временно отвлекалась от своих мрачных мыслей, связанных с исчезновением Бориса.

Она поднялась со ступенек, вытерла слезы, спустилась к Реброву.

– Я там постелила тебе, иди отдыхай.

– Представляешь, Коста сейчас позвонил… Он только отъехал от нас, как ему позвонили – Базарову взяли. На Рязанском проспекте, как раз рядом с Полетаева, она снимала деньги в банкомате…

– Оперативненько… – Она устало вздохнула. Почему-то ее эта информация не удивила. Знала, чувствовала, что скоро поймают.

– Ты простишь нас всех когда-нибудь? – спросил он.

Надо же, и его втянули в эту историю!

– Петр… Представляешь, – вдруг вспомнила свои болезненные впечатления Женя, – все так организовал, даже девицу нанял, чтобы она изображала новую хозяйку, приехала с какими-то пакетами, трепала мне здесь нервы… Я чуть не поседела…

– Да, это его знакомая, я знаю…

– …даже материал привезли для строительства зимнего сада… Моего зимнего сада. Как будто бы это новые хозяева так решили… Это было так больно…

– Это не Петр. Это Борис заказал. Хотел к твоему возвращению все построить, чтобы ты приехала и тебе осталось лишь купить растения. Он и пруд хотел сделать для тебя, даже приглашал специалистов, они сделали замеры… Борис советовался со мной, дожидаться ли тебя или заранее заказать водяные лилии и кувшинки…

– Что? – Женя встрепенулась. – Кувшинки? Снова кувшинки?

– Ну да… Когда Петр Михайлович услышал про них, сразу вспомнил Живерни, Элизу, так у него и возникла идея перевезти тебя туда, чтобы