— А вы уверены, молодой человек, что Титов-старший отдаст вам его и отпустит назад?

— Теперь не уверен. Мы определили связь по возвращению, места, где возможно осуществить обмен, но вот о гарантиях моего ухода из этих мест я не подумал. И после всего вами сказанного я подозреваю, что этот ваш Титов задумал совсем не то, что мне обещал. — ответил альтерОлег.

Титов

1. Доктрина страха

«Мне нужен враг. Нам нужен враг. Всем нужен враг. Личный враг делает тебя осторожнее, заставляет думать, мобилизует. Общий враг объединяет, сплачивает, делает нас единой силой. Без врага не может быть победы, без победы нет героизма, без героизма нет славы. Врагом может быть любой человек, народ, страна. Врагом не может быть родина, верховный правитель и ставка командования. Друг может стать врагом, враг не может стать другом. Ты сам не всегда можешь понять, кто враг и почему он враг, но тебе всегда поможет родина, верховный правитель и ставка командования».

Повторяя это, я смотрел на огонь и складывал мудры. Пальцы привычно строили пирамиды, переходы и тоннели энергии. Вот и горит очередная пачка документов Айрона. Скоро никто не будет помнить этого предателя, этого врага и то, что он когда-то имел отношение к нашему делу, к нашей грядущей победе. Его тело уже уничтожено, осталось только дождаться, пока принесут его разум. Но разум ждет кое-что поинтереснее простого уничтожения.

«Враг должен тебя бояться. Тебя и то, к чему ты имеешь отношение: твое дело, твою родину, твой народ. В страхе заложена часть победы. Когда враг боится — он готов сдаться, он готов проиграть. Страх порождает подчинение».

Эта нехитрая доктрина, рожденная еще в начале столетия, удивительным образом поддерживала внутреннюю решимость и веру в наше общее дело. Да, я прекрасно понимал, что когда-то она была создана для начального воспитания социума и его сплочения вокруг нашего правителя и верховной ставки. Автор этой доктрины, своей судьбой заложил основу правильного будущего нашего общества. После того, как доктрина начала завоевывать всё большие умы наших граждан, правительство решило, что доктрина должна принадлежать стране, а не отдельному автору. Пока у идеи есть автор, она остается лишь чьим-то мнением. Когда идея принадлежит всем — она всепроникающая и вездесуща. То, что я не помню имени этого человека, как раз и показатель того, что теперь это наша общая мысль. Человек, сконцентрировавший все эти объединяющие нас тезисы, перестал существовать по решению высших сил. И вместе с его смертью доктрина стала безликим гласом государства. Доктрина стала частью всех нас, мы стали частью доктрины, общей великой идеи. По такому принципу сейчас функционирует армия: каждый воин становится частью государства, частью страны, и утрачивает свое персональное, становясь частью общего отдавая свое имя и беря позывной.

«Страх это сила. Боятся — значит уважают. Уважение это сила. Наша родина сильна потому, что она большая, ее боятся и уважают. Не бывает сильной страны без сильной армии. И слаб тот народ, что не опирается на сильную армию».

Я кинул в огонь инсинератора еще одну пачку, постоял немного, пока она не занялась, и отошел. Потом проконтролирую догорание. В лаборатории уже никого не было, все разошлись по общежитиям и казармам. Такие моменты, когда никого нет на рабочих местах, я особенно любил, подолгу задерживаясь в своей части лабораторного помещения. Верхний свет был не нужен, достаточно было света луны сквозь высокие окна и отблесков пламени в топке инсинератора. Сжигая документы я стирал из истории одного работавшего здесь профессора, который мало того, что предал нас, но еще и похитил моего сына. Вот он мой враг. Но я знаю, что скоро всё встанет на нужные места, и он получит свою порцию хорошо дозированной мести.

Встав почти в центре эркера, составляющего одну из стен помещения лаборатории, я смотрел на темное пространство за окнами, на небо с редкими звездами и печальный оскал луны. По стеклам плясали языки сгорающего прошлого Петра Айрона, создавая передо мной полукольцо мистического пожара. Красиво. Снаружи холодный белый свет остужающей безразличности, изнутри теплый желтый занавес очищающего пламени.

Петр Айрон, я должен это признать, сделал гениальное открытие в своей области нейропсихологии. Он нашел способ замещения личностей со схожими цепочками ДНК. Но пока у открытия есть автор… В общем, Петр Айрон как личность должен был рано или поздно исчезнуть с горизонтов истории. А его открытие рано или поздно станет нашим общим открытием. Хотя я совершенно не собирался стереть его разум окончательно, нет. У меня было более тонкое чутье и изящный вкус на способы мести.

Что это напыщенный научный индюк сделал, когда мы с ним превратили его сумбурную идею в конечный результат? Когда эксперименты начали давать нам реальные результаты в виде человеческих дубликатов? Когда мы нашли способ сохранить носителя сознания после экстракции? Когда бинарные личности смогли быть переносчиками? Да это хвастун просто попытался присвоить все заслуги себе! Он всем говорил, какой он гениальный и как долго искал эту идею. И мало того, он плёл, что это нужно только в медицинских целях, для лечения диссоциативного расстройства идентичности. Наверное, рассчитывал, что я, лелея надежду вылечить от ДРИ своего сына, забуду обо всем и буду слепо смотреть ему в рот. Но нет, я гораздо прагматичнее смотрел на всё это.

Во-первых, это я создавал аппаратную часть, и мне было решать, в каком направлении дальше развивать технологию. Во-вторых, кому нужен бинарник с закапсулированной второй личностью? Или проще сказать, ну жил он с ДРИ, какой толк от него нормального? И тут появляется «в-третьих»: не нужны этой стране вылеченные шизики, нужны бинарники-переносчики, которые после экстракции второго сознания остаются работоспособными и могут дальше нести пользу своей стране. В-четвертых, медицинские цели это смешно, а военные цели — это серьезно. Ну и как вишенка на торт, в-пятых, мой сын должен был стать героем на войне, а не героической «подопытной крысой».

Луна улыбалась мне и моим мыслям. Хороший, молчаливый одобритель, с которым приятно поделиться размышлениями.

Сейчас мне не хватало кое-чего для окончательного триумфа. Когда я увидел, что Айрон начал работать в направлении совмещения сознаний и передачей доминанты, то решил присмотреться к этому внимательнее. Я уже был не тот зеленый аспирант, что стоял за его спиной в начале пути. Я видел упоминание некого Эрика Левина, мальчишки с ДРИ, который жаловался врачам на то,