Вспомним, Советский Союз перед войной имел три центра производства танков — Ленинград, Сталинград, Харьков. Каждый из них в отдельности превосходил суммарную мощность всех остальных танковых заводов мира. Но мы попали под внезапный удар и потеряли на границах стратегические запасы, авиацию, танковые войска, артиллерию, а оставшись без них — лишились донецкого угля, запорожского алюминия и стали Днепродзержинска, потеряли почти всю военную промышленность, включая единственный в мире завод танковых дизелей, который находился в Харькове. Уже в июле 1941-го поставки дизелей из Харькова прекратились. Питер не был потерян, но блокирован, а в блокированном городе, без стали и энергии, о каком танковом производстве может идти речь? Сталинград тоже не был потерян, но вокруг творились такие события, которые не способствовали ритмичной работе «тракторного» завода. Так что четыре тысячи КВ. построенных до коренного перелома войны, — это чистой воды импровизация. Это тот самый минимум, который промышленность дала в самой страшной из всех теоретически возможных ситуаций после остановки или потери ВСЕХ танковых заводов, после полного прекращения производства танковых дизелей. Четыре тысячи KB — это то, что удалось построить после переброски танковой промышленности на Урал и в Сибирь, где сборка KB в ноябре сорок первого шла на морозе под открытым небом. Попробуйте двинуть Детройт на Аляску и начните там производство. Давайте двинем мартеновскую печь или стан для прокатки брони, скажем, на сто метров влево или вправо и после того попробуем наладить производство. Так что четыре тысячи KB — это катастрофический минимум. При любом другом раскладе советских тяжелых танков было бы больше.

А 89 германских тяжелых танков, построенных до сталинградского перелома, — это максимум, которого удалось достичь в самой благоприятной ситуации, какую только можно вообразить. В любой другой ситуации, например при потере энергетических ресурсов Румынии, германское производство было бы меньшим.

x x x

Итак, война была континентальной, т.е. танковой. Тяжелые танки среди других танков занимали то положение, которое боксеры-тяжеловесы занимают среди всех остальных боксеров: когда тяжеловес на ринге, боксеру любой другой весовой категории там нечего делать. Гитлер, несомненно, имел великолепную армию и вооружение. Но давайте признаемся хотя бы самим себе: в решающей области — в тяжелом танкостроении — у Сталина степень готовности к войне была чуть выше, чем у Гитлера.

Историки уверяют нас, что Сталин не мог напасть на Гитлера в 1941 году, ибо у него еще не все было готово к войне. Самое раннее «с минимальными шансами на успех» — в 1942 году. Согласимся. Но тогда поймем и Сталина, который видел германскую «готовность» к войне и тоже никак не хотел верить, что Гитлер способен напасть в 1941 году. Еще раз сравним цифры и спросим у историков: а в каком году Гитлер мог бы напасть «с минимальными шансами на успех»? Военная наука требует, чтобы нападающий имел минимум трехкратное превосходство сил. В противном случае нападение превращается в авантюру. В противном случае нападающий рискует кончить тем, чем кончил Адольф Гитлер. Спросим историков: в каком году Гитлер мог иметь трехкратное превосходство в области тяжелого танкостроения?

Некоторые историки упрекают Сталина в близорукости: разве трудно было догадаться, что замышлял Гитлер? Раз в мае 1941 года германские конструкторы начали рисовать эскизы первого германского тяжелого танка, значит, в июне начнется вторжение? Неужто непонятно?

Но в близорукости надо упрекать не Сталина, а некоторых историков: у Сталина в 1941 году тяжелые танки уже нарисованы, созданы в металле, испытаны на полигонах и в боях, пущены в серию, поступили на вооружение войск и ночами тайно перебрасываются к германским границам. Братья историки, разве трудно догадаться, что замышлял Сталин?

Весной 1941 года Гитлер отдал приказ показать советской военной делегации наши танковые заводы и учебные центры. Гитлер особо подчеркнул, что следует показывать, ничего не скрывая. Советские офицеры, осмотрев все, категорически отказались верить, что танк T-IV является нашим самым тяжелым танком. Они постоянно повторяли, что мы прячем от них наши новейшие танки.

Генерал-полковник Г.Гудериан (Panzer Leader. London: «Futura», 1974. P. 143)

1

Главное для историка — факты. Для агитатора — интонация.

Коммунистические историки часто скатывались с высот научного анализа в низины горлопанства. Они говорили о «легких и устаревших» советских танках таким презрительным тоном, что у всех сформировалось устойчивое пренебрежительное к ним отношение. А о германских танках они не говорили ничего. Создавалось впечатление: у Сталина — легкие и устаревшие, у Гитлера — тяжелые и новейшие. Этого эффекта горлопаны и добивались.

Мы уже выяснили, что в 1941 году ВСЕ танки Гитлера были устаревшими. Добавлю: и все были легкими. Мы с ними разберемся. Сейчас пока — о легких сталинских танках.

Действительно, у Сталина среди прочих было много легких танков. Но нет ничего в том плохого. Танк — инструмент. Инструмент для работы.

Кувалда тяжелее молотка, разве из этого следует, что она лучше?

Есть работа, для которой лучше кувалда, а есть — для которой лучше молоток.

Танк в двадцатом веке выполнял ту же роль, что кавалерия во все предыдущие века. Кавалерия делилась традиционно на тяжелую и легкую. Казалось бы, тяжелая лучше легкой: огромный человечище, на огромном коне, весь в броне, и конь — в броне, в правой руке копье — троих насадить можно, как кузнечиков на иголку, в левой — непробиваемый щит…

А вот монгольский конник: маленькая лошадка, всадник — не гигант, никакой броневой защиты, вооружение — лук да кривая сабелька.

Чингисхан завоевал необозримые просторы и покорил многомиллионные народы только легкой конницей. Тяжелых рыцарей у него не было. Они Чингисхану были не нужны. И вот почему. В тактике мы побеждаем оружием. Для боя нам требуются мощное оружие и тяжелая броня. А в стратегии мы побеждаем маневром.

Но как мог монгольский воин сражаться с доблестным рыцарем? Ответ: он был не так глуп, чтобы сражаться. У него преимущество в скорости, маневренности и, если хотите, в запасе хода. Он может за сутки пройти столько, сколько ни один рыцарь не пройдет. И потому конник Чингисхана может победить маневром кого угодно. Рыцари выстроились для боя, а легкая монгольская конница боя не принимает, она просто обходит рыцарей стороной и грабит их обоз, сжигает позади мосты, города и деревни. Имея превосходство в подвижности, монгольская конница могла в любой момент ударить во фланг, в тыл, а в случае неудачи — просто отойти, оторваться. Монгольская конница могла держаться рядом с противником, изматывать его, но всегда быть недосягаемой. Как цыганята на базаре: маленькие, нахальные, проворные, юркие, мордочки корчат, а попробуй хоть одного поймать.

Так действовала монгольская конница возле сильного противника: всегда рядом, всегда неуловима, но ее присутствие изматывало, как рой навозных мух. Подвижность легкой конницы означала, что монголы вокруг любого войска могли всегда отравить колодцы, сжечь стога, разорить города и деревни, сами же всегда могли быстро отойти туда, где есть вода и продовольствие.