Кое-как меня дотянули до окраины пятигорских владений, посёлка Золотушка, и комбат, видя, что я могу копыта откинуть, передал меня на попечение местной знахарки, которая поручилась, что через неделю я смогу встать на ноги и вернусь в строй. Помнил я всё это очень смутно, болезнь меня всерьёз прихватила, и два дня, проведённые в доме местной докторши, как-то выпали из памяти. Так, какие-то обрывки событий, плач ребёнка, горькое питьё и постоянные спиртовые растирки. Сегодня с утра я почувствовал себя гораздо лучше, пошёл на поправку, и как итог — смог выручить мою исцелительницу из беды.

Знахарка закончила процедуры, и я не заметил, как в который уже раз за последние трое суток провалился в сон. Проснулся к вечеру, и снова от стука в дверь, но теперь не грубого, а осторожного. Снова в моих руках оказался верный пистолет, но Елена, посмотревшая во двор через небольшую отдушину над дверью, успокоила:

— Это староста наш местный пришёл, дядька Трофим, а с ним военный какой-то.

— Отворяй, — разрешил я и, спрятав ствол под подушку, натянул на себя выстиранный хозяйкой камок и вышел к гостям, которых Елена уже усаживала за стол.

— Вечер добрый, господин сержант, — чуть привстав, поприветствовал меня староста, худой как жердь дядька лет под пятьдесят.

— Здорово, гвардия. — На столе появилась бутылка водки с изображением кедра на этикетке.

Конечно же это был командир территориального взвода, усатый и дородный мужик, на котором мешком висел новенький камуфляж, а на погончиках сияла золотом одна поперечная полоска, что значит — передо мной находится старшина. По виду нормальный и справный хозяйственник из станицы, может, бывший участковый, отправленный в командировку. К таким людям я всегда уважение испытывал, так как очень уж они мне нашего старосту деревенского, Никиту Демидова, напоминали, такие же основательные, хозяйственные, расчётливые и в меру прижимистые.

— Добрый вечер, — вежливо ответил я и, присев на лавку напротив гостей, обратился к хозяйке: — Мне бы поесть чего.

— Вот-вот куриный бульончик готов будет, пару минут обожди, — ответила она и отошла к печи.

— Ну что, — неодобрительно покосившись на водку, обратился я к старшине, — за оружием и документами пришёл, взводный?

— Точно так, за стволами казёнными и военными билетами. — Старшина подкрутил ус.

— Забирай, — выложил перед ним два военника и кивнул в угол комнаты, где валялись подсумки и карабины, — и охламонам своим передай, чтоб про насилие и не думали больше. Это я ещё добрый, а другой просто пострелял бы их как курчат, и ничего бы ему за это не было.

— Понятно. Раз такое дело, может быть, спрыснем договорённость? — Территориал взял в руки бутыль.

— Нет, мне сейчас не до того, старшина. Болею, а всё, что хотел сказать, я уже сказал.

— Так, а чего ты меня тогда звал, гвардеец? Отдал бы оружие бойцам сразу, да на этом и разбежались бы. Чего меня-то дергать? У меня и своих дел в роте хватает.

— Хотел посмотреть, кто у них командир. Был бы жлоб какой, стволы не вернул бы, а ты, старшина, сразу видно — нормальный человек, и это не твоя вина, что у тебя во взводе такие ушлёпки служат. Опять же, пусть они поволнуются, а ты их спасителем будешь. Вернёшься в расположение роты, и будет у тебя два бойца, которых ты лично прикрыл и которые тебе по жизни обязаны. Разве плохо?

— Раз так, — протянул он, — тогда да, конечно.

— Бывай, старшина, — протянул я ему через стол свою руку.

— Выздоравливай, сержант, — пожал он мою ладонь и, взвалив на себя оружие своих непутёвых солдатиков, отправился восвояси.

За ним, было, намылился и староста, но я придержал его:

— Погодь, дедушка.

— Что? — Он вернулся на лавку.

— Ты в курсе, что Фёдор Карпов, муж знахарки Елены, находится в плену у карачаев?

— Нет, — помотал он головой. — Знаю только, что он на охоте пропал.

— Вот теперь будешь знать. Фёдора держат в ауле Джага, и надо его домой вернуть. Этим у вас, как и везде, община должна заниматься, а ты в общине местной самый главный. Что думаешь по этому поводу делать и как намерен односельчанина выкупать?

Староста несколько секунд молчал, видимо, о чём-то размышлял, и сказал:

— Бесполезно, там дикари сидят, которые никому не подчиняются. В других аулах можно договориться, размен пленников сделать или выкупить человека, а с этими так не выйдет. Полные отморозки.

— Что, совсем никак?

— Ну, только если какой-то серьёзный горский клан своё слово скажет, а с нами они дел иметь в любом случае не станут.

— Клан алима Имана Гойгова из Алагира сможет такое слово сказать?

— Не знаю, сержант, — пожал староста плечами, — слышал, что клан влиятельный, может быть, что-то и получится.

— Хорошо, — откинулся я к стенке.

Местный глава общины встал и, уже уходя, спросил меня:

— А зачем тебе Фёдор, неужели он и в самом деле твой родственник?

— Нет, он мне не родня, но его жена мне жизнь спасла, а я такого не забываю, староста. Долг платежом красен, слыхал про такую старую мудрость?

— Дело твоё, сержант, поступай как знаешь. Если от общины деньги понадобятся или поддержка какая, то обращайся, мы за своего сельчанина завсегда горой встанем.

— Да видел я уже ваше вставание, — пробурчал я, — дом Карповых почти в самом центре посёлка стоит, в него три урода посреди бела дня ломятся, а от всей общины ни одного мужика рядом не оказалось. Что так, старейшина?

— С Бебутом ваши солдаты были, а это новая власть, и тут надо осторожно, мало ли что, — быстрой скороговоркой проговорил староста и юркнул за дверь.

Местный глава ушёл, а хозяйка покормила меня наваристым бульоном и, когда я опять улёгся на кровать, окликнула:

— Солдат, а тебя как зовут-то?

— Александр.

— И что, действительно постараешься мужа моего вытянуть из плена или так, для красного словца твои речи были?

— Постараюсь что-то сделать, хозяйка, — повернувшись на бок, ответил я и сам спросил: — Расскажи про ваши места, а то третий день здесь нахожусь, а что окрест находится, ничего не знаю.

— Да рассказывать и нечего особо, живём, как и везде люди живут. После чумы, кто уцелел, по лесам разбежались, а потом Хаос пришёл, и начали люди друг друга за просроченную банку тушёнки убивать. Нам-то, кто здесь на отшибе жил, ещё ничего, вполне нормально было: выстроили стену вокруг посёлка и отбивались от всех находников, а вот кто в городе находился, тем тяжко пришлось. Как власти не стало, так весь Пятигорск общины национальные поделили. В Свободе и Горячеводском черкесы закрепились, в центре — чеченцы, а в Белой Ромашке, Новопятигорске и Бештау казаки и русские с армянами окопались. Несколько лет всё тихо было, как-то уживались, но потом вайнахи с гор своих земляков вызвали, и столько крови пролилось, что не приведи Господи такого разбора. Так мне дед рассказывал, он тогда как раз старостой в Золотушке был и водил всех наших мужиков на помощь своим.