— Эй, комбат, ты жив?

— Исмаил, это Саня. Ты один?

— Мечник, выжил, молодца. Со мной двое, Север из твоей группы и Бурый из моей. Полковник жив?

— Да, но состояние плохое.

— Жди, сейчас мы вас откопаем.

Спустя двадцать минут, вытянув тело полковника с помощью Исмаила, я выполз наружу. Ерёменко в ночной темноте, как могли, перевязали, погрузили на плащ-палатку и, обходя по большой дуге недалёкую рощицу, где горели костры горцев, направились к речке, за которой должны были быть наши войска.

Северный Кавказ. Посёлок Иноземцево

11.05.2060

Я сидел на лавочке возле палатки и гладил по голове молодую чёрную овчарку, которая прибилась к нашему полупустому лагерю пару дней назад. Умная собака уворачивалась от рук и, видимо чуя, что на душе у меня не спокойно, пыталась лизать мои ладони. Мне вспоминалась прошедшая неделя.

Через речку Этоку мы перебирались тяжело. Сама по себе она небольшая, в сухое лето, наверное, можно пройти с берега на берег, не замочив колен, однако сейчас, после прошедших в верховьях гор дождей и таяния снегов, она была полноводна и бурлива. Ко всему этому добавлялось то обстоятельство, что с нами был комбат под сотню кило пока ещё живого веса. Пройдясь по берегу, мы нашли пару брёвен, связали их вместе ремнями, погрузив поверх этого убогого плотика так и не пришедшего в себя Ерёменко, столкнули плавсредство в воду и, придерживая плот руками, стали переправляться через поток. Мы были уставшие, измождённые, но не сдавались и, помогая и поддерживая друг друга, через час выбрались на левый берег Этоки.

Светало. Брёвна, не сдерживаемые больше ремнями, отправились дальше по течению, а нам предстояло дотянуть нашего командира в расположение воинских частей корпуса, где его могли бы быстро доставить в санчасть и оказать всю необходимую медицинскую помощь. Только тронулись в путь, как нас остановил лязг передергиваемых затворов и окрик:

— Стой, кто идет?!

— Спецназ Кавказского корпуса, — откликнулся Исмаил.

— Какой спецназ, они же к горцам переметнулись!

— Вы что, совсем тут офигели? Мы там гибнем, а вы нас за предателей держите? — со злостью спросил адыг.

— Ничего не знаю, разоружайтесь и руки в гору, а не то стрелять будем.

— А сами вы кто?

— Дружина Пятигорска.

У нас при себе было три автомата, четыре пистолета и пара гранат, не густо, и, повинуясь команде, мы бросили оружие перед собой и подняли руки вверх. Можно было бы и побегать по лесу, оторваться от тех, кто нас задержал, но с нами раненый командир, и это полностью меняло ситуацию.

Из густого кустарника появилось несколько бойцов с синими повязками на рукавах камуфляжа. Нас повязали и, подгоняя прикладами автоматов в спины, погнали по тропинке, еле заметно петляющей меж деревьев. Прошагав пару километров, вся наша группа вышла на большую поляну, где у местных воинов был разбит временный лагерь. Комбата, всё так же тихо постанывающего на плащ-палатке, поволокли дальше, а нами занялся местный сотник, суровый мужик с лицом, покрытым мелкими оспинами.

— Ну что, спецназ, — сотник подошёл к кряжистому дубу, у которого нас усадили, — к врагам переметнулись?

— Что за хрень, дружинник? — спросил я его. — Мы приказ выполняли, Зольское захватили, подкреплений ждали, а вы нас кинули. Двое суток наш батальон более тысячи горцев держал, а помощи так и не дождались. Сотник, сообщи о нас в штаб корпуса, там знают, как на самом деле всё было.

— Если вас в штаб корпуса сдать, сержант, — ухмыльнулся сотник, — то всех четверых сразу к стенке поставят и лоб зелёнкой намажут. Ваш комкор выходил с нами на связь, и мы имеем приказ без разговоров расстреливать всех спецов, решивших обратно переметнуться.

— Тогда зачем с нами разговоры ведёшь, расстреливай, раз такое дело.

— Успеется, для начала надо разобраться, что происходит, а то странностей вокруг много, и я их не понимаю.

— Комбата нашего куда уволокли? Не в расположение частей корпуса?

— Нет, он у нашего лекаря на соседней поляне, тот в деле своём понимает хорошо, и, думаю, ваш полковник выживет.

Командир пятигорцев ушёл, а мы всё так же сидели у дуба и не понимали, что же такое происходит в родном корпусе. Ладно, Гена на нас озлился, подставить решил, как-то своего отца очернить и Крапивину бяку сделать, но расстреливать без суда и следствия тех, кто до конца выполнял его приказ, — это перебор. И так ситуацию вертели, и эдак, но никакого логичного объяснения происходящим событиям так и не нашли. Что творится, непонятно, стрельбы не слыхать, а значит, и боя нет, хотя горцы уже должны были в наступление перейти. В лесу стоит тишина, на поляне только мы да десяток дружинников во главе со своим командиром и радистом.

Глядя на это окружающее нас спокойствие и не в состоянии хоть как-то повлиять на происходящие вокруг события, мы прижались к стволу дуба и задремали. Спустя пару часов нас разбудили, и снова рядом с нами оказался пятигорский сотник:

— Подъём, спецназ.

Открываю глаза — что такое, что за суета, вся поляна забита вооружёнными дружинниками, а нам руки развязывают.

— Что случилось? — только и спросил я местного командира.

— Гена Симаков на сторону противника переметнулся.

— Да ну? — удивился я. — С какой стати? Он хоть и сволочь по жизни, но в Конфедерации фигура влиятельная, и ему это ни к чему. Откуда информация?

— Наш разведчик доложился, что у брода через Этоку Симаков-младший с Алиевым встречался. Горцы беспрепятственно переходят на наш берег и двигаются по дороге на Пятигорск. Некоторые подразделения вашего корпуса идут вместе с ними. Кроме того, из резиденции князя сообщили, что в Иноземцеве идут бои, а сам комкор объявил, что существовал заговор против президента, и сейчас там мятежников уничтожают.

— Кого он виновными объявил?

— Вас, штурмовиков, начальника штаба Рябова и представителей госбезопасности. В общем, кто есть кто, мы уже разобрались, и теперь остаётся только выстоять до подхода Крапивина и войск, которые с ним по основной транспортной магистрали от Минеральных Вод выдвигаются. Нужны сутки, а потому, гвардейцы, получайте своё оружие и решайте сами, куда вы пойдёте, или с нами на Пятигорск, город защищать, или на Иноземцево к своему лагерю.

Разобрав свои стволы и пустые разгрузки, переглянулись, обсудили ситуацию и решили идти за дружинниками, которые должны были обогнать двигающихся по дороге боевиков и закрепиться по левому берегу реки Подкумок. Местный сотник наше решение одобрил, а его бойцы поделились с нами боеприпасами.

Спустя несколько часов, обогнав «индейцев» и перешедших на сторону врага территориалов, мы оказались у моста через Подкумок. Позади нас — бывшая улица Дзержинского, а впереди — большой мост, который должен уцелеть в любом случае. Других транспортных переправ через реку нет, все порушены ещё в Хаос, а нам в скором времени придётся в наступление переходить. Силы наши небольшие, триста дружинников, пара миномётов калибром 82-мм, да пяток пулемётов. На подходе ещё около полутысячи ополченцев и княжеская охрана, сотня отличных воинов. Все они идут из нынешнего центра города, из района Бештау. У противника после предательства комкора более двух тысяч солдат и около тридцати пяти 120-мм миномётов. Силы явно неравны, но мост держать всё же полегче, чем позицию в чистом поле, и чего действительно стоит опасаться — это вражеских артналётов и обходных манёвров по бродам, наличествующих вверх и вниз по течению.