– Стоп. Как ты назвал баржу? – вытаращил я глаза.

– «Амели», – несколько смущаясь, подтвердил старый корабельный плотник.

Хорошо, что в этот момент мне посчастливилось держаться за поручень ограждения причала. Что я слышу? Такое нежное имя присвоить уродливой плоскодонной барже со следами ржавчины? В честь чего, задавил, что ли? Мгновенно представилась утонченная высокодуховная особа в длинном платье с кружевными оборками, в результате несчастного случая попавшая под дорожный каток. И начинающая прямо под тяжелым колесом заламывать руки. А он ей ноги. Хрусть, пополам!

Лишь огромным усилием воли мне удалось удержаться от прикольного комментария.

– «Амели» так «Амели», ты шкипер… Неужели не желаешь ощутить твердую почву под ногами, не устал на барже? Все устают.

– Ты не прав, мой друг; я готов отдать все побережья мира за участок свободного речного русла, где может пройти большая лодка. Кем я только не работал, Гоб… Говорят, будто людям воды быстро надоедает их тяжелое ремесло, но я вот уже сорок лет хожу по морю, теперь по рекам, а они мне все так же нравятся, как и в первый день. Кроме того, ты ведь устроишь там драку, а мне не хотелось бы обагрять землю этого уголка Амазонки, созданного усилиями многих людей, хотя бы каплей крови.

– А воду окроплять можно?

– Воду можно, не волнуйся, пулемет будет наготове, – мрачно пообещал исландец.

* * *

Поднимаясь по склону вслед за женщинами, идущими наверх почти налегке, я, как на посох, опирался на уже привычную дубинку. И даже чуть прихрамывал. Кто инвалид? Я инвалид! Образцовый ветеран фронтов амазонских сражений на променаде. Набалдашник был не совсем удобен для хвата кистью, но так палица меньше всего похожа на оружие, которым можно убить человека, как, впрочем, и любой обманчиво мирной тросточкой для ходьбы.

Универсальная вещь. Кроме того, посох или жезл являются непременным атрибутом власти – и на Великом Ганге, и на Амазонке. Недаром старейшины Шанхая и Манилы, сидя на лавочках возле своих хижин, держат их именно так, ближе к середине, покачивая увесистым набалдашником трости в назидание непослушной молоди.

Лунный свет, лишь изредка скрываемый облаками, сейчас заливал городок словно прожекторами на вышках. Не хочет спать Кайенна. Из-за ближних сараев выскочила грязно-серая курица и индюк. Птицы много, она то и дело квохчет в сараях, курятина не в дефиците. Затем навстречу мне из-за угла вылетел босоногий ребенок, резво улепетывающий от матери, темноволосой растрепанной женщины средних лет в просторной черной юбке и блузке в крупных серых цветах – цветов ночью было не разобрать. Мамаша быстро догнала беглеца, легонько поддав ему ладошкой по заднице, и утащила в закутки подмышкой.

А вот собак мало, псы всего пару раз лениво тявкнули и замолкли, словно осознавая свое исключительное положение.

Не доходя до главной улицы, цыганский табор повернул налево. Пока, девчата, мне направо! Матрона крикнула, приглашая погостить в резиденции, где они временно остановились, пришлось пообещать, что загляну позже. Долго ходить по улицам я не собирался, пока что нужно прояснить всего лишь три вопроса:

1. Много ли народу на ночных улицах Кайенны в это время, учитывая, что заканчивается субботний день перед ярмаркой.

2. Работает ли на улицах города полицейский патруль, и как часто назгулы губернатора проходят по маршруту.

3. Нет ли в городе признаков какой-нибудь чрезвычайной ситуации.

Чувствовалось, что это тихий, спокойный район.

Дворы и домишки в этой части города маленькие. Богачи, если они тут и есть, не высовываются, живущие в районе люди находятся примерно в одном статусе, все друг у друга на виду, своих отморозков и пьяниц знают наперечет. Живут ровно, бегают к соседям за ручной мукомолкой и каменной солью, которая наряду с патронами и горючим тоже является универсальным средством платежа, или в переулок по соседству к мастеру на все руки, кривому Хуану, который за бутылку дешевого кукурузного самогона или связку копченой рыбы отремонтирует на коленке что угодно.

Берегом со стороны дальнего конца городка, где они и вытащили на берег длинную лодку, под светом звезд прошли двое крепких взрослых мужиков с веслами и ружьями за спиной. Свадьба затихла, наоравшись песен, народ спрятался в помещении. Там только что открылась дверь, звуки музыки вырвались наружу. Кто-то вышел на улицу и сразу согнулся в три погибели в рвотном позыве. Перебрал, болезный.

Дышалось легко, свежий речной воздух ласкал ноздри после недавнего прохода мимо мусорной кучи, песок тихо шуршал под подошвами. Район был все так же пуст, я оказался наедине с ночным городом. Пройдя недалеко по главной улице, заглянул на параллельную и вскоре понял, что никаких патрулей нет. Непорядок, товарищи полиционеры! В Доусоне шериф такого безобразия не допустит. Ведь даже у нас, в спокойном регионе, патруль периодически заезжает с дороги в Посад, контролируя ситуацию до Замка, где секторы со стен контролируют часовые Бероева. Да и людям так спокойней. Восемь человек, где вы притихли? Хорошо, пусть один сидит в дежурке, кто-то болеет. В любом случае один парный патруль должен кататься по улицам или работать в пешем порядке.

Не вижу и чрезвычайной ситуации, все идет своим чередом. Ну и отлично, есть где развернуться. Пора возвращаться к барже, определяться окончательно с планом действий и начинать основную фазу операции.

Оставалось пройти один переулок, когда я заметил тревожный объект. С правой стороны улицы вдалеке стояла фигура в темном балахоне. Чуть снизив скорость, начал рассматривать, кто там маячит. Подозрительный тип замер, склонив покрытую капюшоном голову и опустив плечи, длинные руки плетьми свисали чуть ли не до колен. Я бодрым шагом двинул вперед, в сторону временной резиденции табора и спуска к реке. Мутный мужик стоял, все так же опустив башку, но теперь его кулак что-то сжимал.

А через несколько шагов я заметил и второй силуэт: слева и чуть ближе к домам прятался толстяк, сидящий на куче хвороста. Да не просто толстяк, а очень толстый человек, килограммов под сто пятьдесят. Ну и рожа у тебя, приятель! С тупой улыбкой и пустыми, безжизненными глазами дурачка. Можно решить, что человек был пьян или накрыт наркотой. Одежда тоже на загляденье: удлиненная куртка без воротника и рукавов, из-под которой на огромном пузе нелепо выпирала рубашка, порванные сандалеты… И он тоже что-то держал в руке. Похоже, железный штырь.

Ясно с вами, идиотами. Вы думаете, что нашли подходящую жертву, и теперь поставите меня на классический гоп-стоп. Гоп не случится, будет Гоб.

Если бы рядом с вами оказался мудрый друг, он объяснил бы, что та улица, по которой двигается Михаил Сомов, на время прохождения становится его улицей. Во мне сейчас столько злости, обиды на себя и выплескивающегося адреналина, что вам стоило бы убежать километров на сто.

Толстый с трудом поднялся. Мужик вдалеке, кажется, тоже пришел в движение, вздрогнул всем телом и начал медленно поднимать голову.