за печаль, раз я смогу и впредь вести холостяцкую жизнь? Ведь жена не помешала мне нынче выйти из дома.

– Еще бы! Смею думать, на свободу твою она посягать не станет.

– Я к вашим услугам в любую ночь.

Я хотел было собрать монеты, но он попросил позволения самому сложить их. Он складывал дукаты в кошель по одному, прежде как следует ощупав каждый, словно хотел пальцами проверить, вычеканен ли там портрет короля. Он насчитал сто дукатов, завязал кошель и протянул мне.

– А теперь – действуй с умом, да не теряйся, когда не повезет. С новичками судьба капризна, надо ловить момент, выжидать, пока она разомлеет от неги. Никаких особых хитростей тут нет. Но уж если в эту ночь не повезет – не ерепенься, а спокойненько жди завтрашней. Сто дукатов-то можно спустить за пару часов.

Мы вышли. Мимо прошмыгнул Лепорелло и что-то украдкой вложил мне в ладонь. Я сжал кулак и почувствовал, что это была монета, наверно, тот самый серебряный реал – на нем мы утром пытали судьбу. Я забыл его.

Дон Гонсало вел меня по незнакомым улицам, которых уже коснулся лунный свет, пока мы не очутились у богатого с виду дома. Командор постучал в дверь негромко и каким-то особым манером, словно сообщая пароль. Нам открыли. Человек со свечой в руке осветил лицо Командора, а потом и мое…

– Это новичок, – сказал дон Гонсало и шепнул мне, чтобы я не забыл сунуть привратнику монету-другую.

Мы спустились в подвальное помещение и после ряда предосторожностей оказались в зале с низкими сводами и на первый взгляд темноватой. Дон Гонсало стал здороваться с теми, кто вел игру. Он переходил от одного к другому, кого-то хлопал по плечу, кого-то по спине, с кем-то перешептывался, с кем-то перешучивался в полный голос и даже чрезмерно громко. А я так и стоял у двери, перекинув плащ через руку и сняв шляпу. Свет был слишком слаб, чтобы добраться до меня, он падал вертикально на столы и освещал зеленое сукно, нервные руки, передвигающие карты и деньги. С моего места это напоминало сборище призраков. Но в глубине залы имелось некое возвышение вроде небольшого помоста, там было светлее, и там, за особым столом, сидел важного вида человек, очень богато одетый, и казалось, что он управляет сборищем – для чего ему хватало легкой улыбки и еле заметных движений рук. Дон Гонсало подошел к нему. Они говорили обо мне, дон Гонсало кивнул в мою сторону. Важный кабальеро заскользил меж столами и игроками и быстро добрался до меня. На губах его играла сладчайшая улыбка. Он протянул ко мне руки:

– Дон Хуан Тенорио! Вот кого я рад видеть в своем доме! Только вас недоставало в этой славной компании. Все, кого вы тут видите, принадлежат к лучшим семьям Севильи: будущие гранды Испании, самые титулованные особы в Кастилии. Сегодня черед молодых. По средам и пятницам мы их сюда не допускаем, чтобы их отцы тоже могли немного поразвлечься.

– И мой отец был вашим клиентом по средам и пятницам?

– Ваш отец – нет. Он был человеком строгих правил, как мне известно, и старомодных взглядов. Но сегодня все переменилось, и люди в годах свыкаются с новшествами. Надо только соблюдать приличия… – Он забрал мою шляпу. – Если шпага вам мешает…

– Она не более чем дня красоты.

– Многие оставляют шпаги при входе. Тогда, случись какая ссора, дело решается кулаками, а шпаги могли бы привести к нежелательным последствиям.

– Я никогда не ввязываюсь в ссоры. Зачем? Я человек покладистый.

Тут к нам приблизился Командор. Они принялись давать мне наставления: чтобы я не торопился вступать в игру, чтобы сперва походил да понаблюдал, как играют другие…

– Большой науки тут не требуется, зато нужно хладнокровие. Давай поосмотрись, а коли желаешь выпить, дай знак. Заведение угощает за свой счет.

Он хлопнул меня по спине и подтолкнул в сторону игорных столов. Я видел, как он опять вступил в беседу с Командором, словно меня там уже и не было.

Игра шла за четырьмя-пятью столами, играли в карты и в кости. Многие просто глазели. Я приблизился. За одним из столов вел игру господин с плутоватым лицом. Я внимательно пригляделся и понял, что он жульничает. Я скользнул к свободному месту и, не садясь, спросил:

– Значит, если моя карта равна вашей, выигрываете вы?

– Именно так.

– И если вы вытаскиваете карту большего достоинства, вы, бесспорно, выигрываете.

– Конечно.

– А я могу попросить карты?

Банкомет глянул на меня с усмешкой, игроки заулыбались, ротозеи громко расхохотались.

– Разумеется! Деньги при вас?

– Да.

Он принялся тасовать колоду. Я чувствовал, что за мной наблюдают, меня изучают, меня презирают. Я прикрыл карту рукой, в руке были зажаты деньги – моя ставка.

– Сколько вы ставите?

Я показал им дукат.

– Целиком?

– Что тут такого?

В глазах банкомета сверкнул алчный огонек. Остальные не отводили от монеты взгляда, словно больше ни на что в мире смотреть уже не могли, смотрели похотливей, чем смотрят на женщин.

– Взгляните на свою карту и объявляйте!

– А если я не стану на нее глядеть?

– Можете играть вслепую.

– Я играю вслепую.

– Это все равно что бросать деньги на ветер.

– Мне нравится бросать их.

Банкомет уже не смеялся. Он вытащил шестерку. Сгреб три хороших ставки и проиграл одну незначительную.

– Ну-ка, какая карта у вас?

– Откройте ее сами.

Он протянул дрожащую клешню, помедлил. Взглянул на меня.

– Открывайте же. Или я сделал что-то не так?

– Нет. Все так.

Он перевернул карту. Это была семерка. Я ощутил озноб.

– Я выиграл. Правда?

– Да, выиграли, – прохрипел он в ответ.

Он отсчитал столько серебряных монет, сколько соответствовало одному дукату.

– А золота у вас не имеется?

– Нет. Но какая разница?

– Тогда оставьте это себе. Я ненавижу серебро.

Я забрал свой дукат и отошел от стола. Банкомет, игроки и ротозеи проводили меня взглядами. Кто-то заметил:

– Он из тех, что вернулись из Перу.

Я сел в стороне и велел проходящему мимо слуге подать мне вина. Я строил из себя человека рассеянного, но сам внимательно следил за передвижениями в зале. Один из зрителей поспешил к Командору и человеку в богатом платье и начал им что-то рассказывать, размахивая руками и поглядывая в мою сторону. Командор вроде бы успокаивал его. Человек в богатом платье слушал с отсутствующим видом. Но после того как соглядатай отошел, он что-то сказал Командору, и дон Гонсало заспешил ко мне:

– Что, мальчик мой? Скучаешь?

– Нет,