— Да нет, нет, ничего, ты кушай. — Драконица вытерла набежавшие слезы, позабыв и про сахар, и про желание насыпать его себе в чай. — Просто Главнокомандующий видный, умный, красивый, а ты не ребенок, ты девушка уже, я и побоялась… Прости, прости, милая, Хатор сразу сказал, что ты у нас девочка гордая, ни секунды в тебе не сомневался, а я… Прости.

Она чуть не плакала.

— Не взяла! — Древний рывком с пола подпрыгнул. — Вы на нее посмотрите — ни денег, ни семьи, сирота деревенская, а он же кто?! Он целый Главнокомандующий и частично даже Владыка! Миладка, да у него денег знаешь сколько?! Да ты себе хоть размер его сокровищницы представляешь?

Говоря все это, он прошел через кухню, забрался на стул напротив меня, уселся, подпер голову кулаком и протянул:

— Ой и дура же ты, такого мужика на всю Долину опозорила, да еще и как! Это ты ж пойми, он первую коробочку-то у халоне Тойа заказал, у самого владельца, значит. Тот, конечно, любопытство поваров и работников возбудил сильно, когда полез в кладовую, искать чистую золотую ленту, найти не смог и кладовщицу позвал. Я так думаю, все повара тогда работу побросали, в попытке выяснить, кому ж понадобилась лента, которую лет пятьсот никто не использовал. Но халоне Тойя кремень — тайну клиента чтит и уважает достойно. А вот со второй коробочкой просчитался Главнокомандующий — заявился к закрытию кондитерской, стало быть, два часа назад, потребовал все то же и все так же упакованное, а из кондитеров один только халоне Гайто и оставался. Упаковал, конечно, кто ж с самим Главнокомандующим спорить будет, да и поспешил к Хатору, а знаешь почему?

Я не знала, но побоялась спросить.

Древнего же это ничуть не остановило, и он продолжил:

— А потому что, Миладушка, единственная девушка, возле Главнокомандующего замеченная, — это ты! — победно объявил дракончик.

— Ну и еще потому, что, сделай он такое предложение драконице, весь род бы поднялся, — мрачно сообщил Хатор. — А ты в нашу семью войдешь, в наш род, поэтому Гайто и поспешил ко мне.

Мне от всей этой ситуации стало еще более стыдно, когда я поняла, что уже позорю весь род Хатора и Камали, еще даже не войдя в него.

— Да-а-а, — протянул древний, — а теперь, когда все увидят, что ты в семье-то осталась… Ох и попал Черный дракон, ох и пересудов будет, шутка ли — человечка отказала дважды!

Я зажмурилась. Посидела несколько секунд и, посмотрев на древнего, прошептала:

— Но как же тайна клиента? Не станет же халоне Гайто…

— И еще как станет! — воскликнула Камали. — Какой молчать?! Этот чешуйчатый будет мне дочь позорить?! Удумал тоже — золотую ленту подсовывать! Нет, оно, конечно, понятно, что на человеческой девушке дракон из Правящего рода никогда не женится, но тогда и не трогай и пасть не разевай!

Она вскочила и заметалась по кухне.

— Ах он сволочь крылатая! Я ему… да я ему! Это раньше за тебя вступиться некому было, а теперь пусть только Владыка мне бумаги подпишет, я этому Главнокомандующему, я…

— Камали, милая, не нервничай, — мягко успокоил ее Хатор. — Мы сейчас ничего не будем делать, ни злиться, ни возмущаться… — Затем вдруг как прорычал: — А вот потом я всех старейшин рода подниму!

Именно в этот момент я поняла, почему Черный дракон никак и никоим образом не хотел даже пытаться допрашивать юных дракониц — потому что здесь за своих дочерей все горой. Но все же…

— Не надо, чтобы все знали, — попросила я. — Ему и так тяжело очень.

— А тебе нет? — разъяренно переспросила Камали.

— А мне не привыкать, — ответила я.

Камали яростно прорычала и хотела еще что-то сказать, но Хатор остановил ее одним взглядом, накрыл мою ладонь своей огромной и тихо посоветовал:

— Поешь, потом спать пойдешь, а утром легче станет. Утром всегда все легче.

А затем жене и древнему приказал:

— Хватит об этом.

Драконица села рядом, положила, наконец, сахар в чай, помешала и пододвинула чашечку мне. Древний сбегал, принес целую тарелку пирожков с пылу с жару, Хатор с улыбкой спросил:

— Покормить тебя с ложечки?

— Хорошая идея, вспомню, как ты наших маленьких кормил, — рассмеялась Камали.

Но я, отрицательно покачав головой, есть начала сама, почти не чувствуя вкуса.

Драконы между тем вполголоса обсуждали, как завтра куда-то пирожки повезут и сколько еще нужно напечь, чтобы всем хватило. Потом, что Хатору обязательно нужно будет черный пояс надеть, чтобы живот скрыть, а не то дядя засмеет, он его с детства пузатиком обзывал и сейчас может начать измываться, и лучше ему повода не давать. И еще что-то про то, что Камали очень по прабабушке соскучилась…

И тут открылась дверь.

Дракон в черных доспехах вошел без стука, молча подошел ко мне и протянул черный свиток.

Я не взяла, у меня почему-то задрожали руки, поэтому послание взял Хатор, после чего посыльный нас покинул.

Дракон, глянув на меня, тихо спросил:

— Открыть?

Я кивнула.

Взяв нож, Хатор разрезал сургуч, развернул свиток, и оттуда на стол выпал… отчет по практике. На нем так и было написано: «Отчет по практике в Долине драконов, выполнила студентка Милада Радович». А ниже стояла печать «Засекречено» и подпись: «Главнокомандующий Драконьей долины Ирэнарн-Ррат-Эгиатар». Хатор осторожно подцепил страничку, открыл отчет, и там все оказалось магически зашифровано, и не оставалось сомнений, что таким же образом дело обстояло на всех страницах.

Но я лишь мельком взглянула на отчет, потому что все мое внимание приковало написанное в самом свитке:

Подписи не было… она и не требовалась… Как не требовалось и второго подтверждения тому, что я переписывалась в блокноте вовсе не с магистром Валентайном — этот резкий, с сильным нажимом, решительный почерк невозможно было не узнать.

А потом оно все как-то начало расплываться… медленно, но основательно…

Камали, сидящая рядом, вдруг вскочила, выхватила свиток из рук потрясенного Хатора, от чего тот развернулся до конца, и на стол выкатилось два серебряных разных браслета, и на руке ее полыхнул огонь, сжигая все послание без остатка.

— Да я его на части раздеру! — взревела в неистовстве драконица.

— Успокойся, — очень тихо сказал Хатор, — он — дракон правящего рода, она — человек, он действительно в своем праве.

— А мне плевать! — заорала Камали. — Да я за слезы своих детей кого угодно порву!

И только тогда я поняла, что это не надпись в свитке размылась, это с моих ресниц тихо падают слезы. Когда поняла, быстренько встала и ушла к себе умываться. Долго-долго умываться и не плакать, вот совсем не плакать… потому что плакать можно, когда есть кому тебя пожалеть… А я сирота, меня жалеть некому.