Прошел всего месяц с начала регулярных действий не­мецкой авиации на советских коммуникациях, как командова­ние Черноморского флота начало бить тревогу. 24 марта ад­мирал Октябрьский донес наркому ВМФ, начальнику Геншта­ба Красной Армии и командующему Крымским фронтом о том, что затягивание борьбы за Крым сопряжено с прогрес­сивно возрастающими трудностями снабжения войск на Кер­ченском полуострове и в Севастополе морским путем. «Про­тивник, — говорилось в документе, — определив полную за­висимость наших армий от подвоза морем, сосредоточил на крымских аэродромах до 100 бомбардировщиков и торпедо­носцев и перешел к решительным действиям по срыву снаб­жения Крымского фронта и севастопольской обороны, атакуя наши базы, а также и корабли в базах и в море».

Исходя из создавшейся ситуации, командующий флотом просил утвердить следующие его предложения: доставлять в Севастополь только минимально необходимое количество продовольствия, боезапаса и топлива; сами перевозки про­изводить на эскадренных миноносцах, больших подводных лодках и транспортных самолетах; по окончании лунных ночей перевозки производить на быстроходных транспортах типа «Абхазия»; ввести в Севастополе для гарнизона и населения осадный паек; ускорить подачу на флот самолетов-истреби­телей и самолетов Пе-2; выделить для флота десять транс­портных самолетов; разрешить самолеты ДБ-3 пока исполь­зовать только как бомбардировщики для ударов по аэродро­мам противника; ходатайствовать перед правительством о закупке тоннажа за границей и о принятии решительных мер по ремонту судов Морского флота. В ответ на это нарком по­обещал выделить Пе-2 и истребители в апреле, но разочаро­вал сообщением, что приобретение транспортных судов за границей (безусловно, имелась в виду Турция) невозможно.

2 апреля штаб флота подготовил более пространный ана­лиз сложившейся обстановки. В своем докладе, направлен­ном в те же адреса, адмирал Ф. С. Октябрьский приводил сле­дующие данные:

«За февраль авиация противника произвела 43 налета на военно-морские базы с участием 154 самолетов, в результа­те которых были повреждены один транспорт и один сторо­жевой катер, за этот же месяц было четыре налета на корабли в море с участием пяти бомбардировщиков и трех торпедо­носцев, в результате чего потоплен один транспорт (имеется в виду транспорт «Коммунист», который на самом деле погиб на советском минном поле. — М. М.).

За март авиация противника произвела 56 налетов на во­енно-морские базы с участием 245 самолетов, в результате чего были повреждены два танкера, один транспорт, плавучая база подводных лодок, две подводные лодки и плавучая бата­рея; потоплены минный заградитель, танкер, две баржи и два сторожевых катера, а также разрушено несколько цехов мор­ского завода № 201; за этот же месяц было произведено 28 налетов на корабли в море с участием 31 бомбардировщика и 17 торпедоносцев, потопивших один и повредивших два транспорта.

Это означает, — говорилось в докладе, — что скудный тон­наж, которым обладает Черноморский флот, непрерывно уменьшается. Из бывших в эксплуатации на 1 февраля 1942 г. сухогрузных транспортов общей грузоподъемностью в 43 200 т было потеряно шесть транспортов грузоподъемностью в 10 300 т и подлежало ремонту тоже шесть транспортов грузо­подъемностью в 6200 т. На 1 апреля оставалось в эксплуата­ции 16 транспортов общей грузоподъемностью в 27 400 т. Создавшееся положение ставило под исключительную угрозу снабжение армий фронта и Севастополя и требовало приня­тия исключительных мер по обеспечению бесперебойного питания войск».

К числу принимаемых мер командующий отнес сопровож­дение конвоев в море бомбардировщиками Пе-2 и усиление борьбы с авиацией противника на аэродромах. При этом Ок­тябрьский умолчал, что количество судов, прибывших в Сева­стополь в течение марта, снизилось до 15 (в феврале 24), а доставленных ими грузов — до 12,3 тыс. тонн. Такова была плата за прекращение неохраняемого судоходства, снижение пропускной способности кавказских портов из-за разруше­ний от налетов и сокращение числа транспортных судов, на­ходившихся в исправном состоянии.

Несмотря на все предпринимаемые меры, активность вра­жеской авиации в апреле не уменьшилась, а, наоборот, воз­росла. Хотя количество нападений на конвои в море осталось примерно на прежнем уровне, среднее число самолетов, при­нимавших участие в каждом нападении, увеличилось. Если раньше караван атаковали одиночные торпедоносцы или па­ры, отдельные звенья бомбардировщиков, всегда атаковав­шие с одного направления, то теперь в атаках одновременно стали принимать участие несколько пар или звеньев, захо­дивших на цель с разных бортов.

Первый же бой, проведенный немцами в соответствии с новыми тактическими методами, принес им крупный успех. Вечером 2 апреля из Новороссийска в Камыш-Бурун вышел танкер «Куйбышев», охранение которого составляли эскад­ренный миноносец «Незаможник» и два сторожевых катера. С воздуха караван прикрывала пара устаревших истребите­лей 3-го иап. Каждый из них по своему стрелковому вооруже­нию уступал «хейнкелю» модификации Не-111 Н-6, которыми была укомплектована эскадрилья 6/KG26. Хотя пилоты майор Бухтияров и лейтенант Калинин доложили о сбитии одного вражеского самолета (не подтверждается), пятерка торпедо­носцев смогла произвести скоординированную атаку на тан­кер. «Куйбышев» (4629 брт) получил попадание торпеды, по­сле чего на нем начался пожар. Горящее судно сдрейфовало на отмель, где вскоре взорвалось, разломилось на две части и затонуло. В результате Крымский фронт лишился почти 4 тыс. тонн горюче-смазочных материалов, а Черноморский флот — очередного транспорта. На отходе торпедоносцы были атако­ваны парой ЛаГГ-3 7-го иап, вызванной для усиления. При пи­кировании на самолет противника заместитель командира полка капитан Чернопащенко запоздал с выходом и врезался в воду, а его ведомый после этого не решился продолжать атаку. Еще три боя с торпедоносцами состоялись на трассе Новороссийск — Камыш-Бурун 8, 11 и 14 апреля, но все окон­чились безрезультатно.

Все это время транспортам, ходившим в Севастополь, удавалось счастливо избежать контактов с противником. Ме­жду 1 и 16 апреля в главную базу ЧФ прибыло шесть конвоев, каждый из которых состоял из одного судна и нескольких ко­раблей охранения. Они доставили в базу более 1700 человек маршевого пополнения, 35 орудий, около 1200 т боеприпасов, 4300 т продовольствия и почти 2000 т ГСМ. Немецкая воздуш­ная разведка контролировала эти перевозки, но удобного случая нанести по ним удар все не представлялось. Наконец, утром 17 апреля в море был обнаружен караван, державший курс в сторону Кавказа. В его состав входил быстроходный транспорт «Сванетия» (4125 брт), который сопровождал эс­кадренный миноносец «Бдительный». Накануне вечером по­сле разгрузки в Севастополе «Сванетия» приняла на борт 240 раненых, 419 солдат и 60 беженцев, которых теперь следова­ло доставить в Новороссийск. Весьма характерно, что рейс судна в Севастополь обеспечивали два эсминца и три сторо­жевых катера, но теперь «мавр сделал свое дело» и его охра­нение значительно сократилось. Несмотря на многочислен­ные призывы, само командование флота все еще не поняло, что нужно дорожить не только доставляемыми грузами, но и судами, особенно быстроходными. Вот как развивались по­следующие события.

17 апреля в 07.20 были обнаружены три немецких самоле­та-разведчика. Корабли открыли огонь и начали ходить пере­менными курсами. Самолеты, удалившись за пределы дося­гаемости артогня, продолжали летать вокруг. Вскоре два уле­тели, но оставшийся следовал за кормой «Сванетии» на высоте до 4000 м, временами скрываясь в облаках.