Тийя вздохнула, а я тихо спросила:

— Каким он был?

Тетя посмотрела на свои кольца.

— Умным. Терпеливым. Страстным охотником. — Она покачала головой, охваченная сожалением, понятным до конца только ей одной. — Тутмос был солдатом и жрецом Амона.

— А Эхнатон терпеть не может ни того ни другого.

— Когда твоя сестра вышла за него замуж, я опасалась, что она слишком слабая. — У тети вырвался отрывистый смешок. — Кто бы мог подумать, что Нефертити, маленькая Нефертити окажется такой…

Она умолкла, пытаясь подобрать подходящее слово. Взгляд ее упал на лежащий внизу город — белую жемчужину на фоне песка.

— Страстной, — подсказала я.

Тетя с сожалением кивнула:

— Этого я не предполагала.

— И я тоже.

У меня задрожали губы, и тетя, заметив мои слезы, взяла меня за руку.

— Ипу думает, что ты одинока.

— У меня есть мои травы. А по утрам ко мне приходит мать, приносит мне хлеб. Кунжутные лепешки и хороший шедех из дворца.

Царица медленно кивнула.

— А твой отец?

— Он тоже приходит, и мы с ним обсуждаем новости.

Тийя приподняла брови:

— И что он тебе рассказывал в последнее время?

— Что Катна умоляет о помощи в защите от хеттов, — сказала я.

Лицо Тийи посуровело.

— Катна вот уже сто лет зависит от нас. Если мы потеряем ее, то прямо скажем хеттам, что сражаться мы не хотим. Это уже второе из наших зависимых государств просит о помощи. Я пишу успокаивающие письма, а мой сын у меня за спиной требует прислать побольше цветного стекла. Им нужны солдаты, — Тийя повысила голос, — а он требует стекло! Что мы будем делать, когда все наши союзники падут и между нами и хеттами не останется никого?

— Тогда они вторгнутся в Египет.

Тийя прикрыла глаза.

— По крайней мере, у нас есть войско в Кадеше.

Я пришла в ужас:

— Но там же всего сто человек!

— Да, но хетты-то этого не знают. А я не стала бы недооценивать силу Хоремхеба или Нахтмина.

Я не позволяла себе думать, что Нахтмин может вернуться. Я сидела в саду под навесом и думала: «Чтобы он мог вернуться, им нужно будет одержать в Кадеше победу, а этого не случится никогда». Я бросила себе в утренний чай ромашку. Даже сейчас, через несколько месяцев, я плохо спала, а стоило мне подумать о Нахтмине, как у меня начинали дрожать руки.

— Госпожа! — на веранде появилась Ипу. — Тебе доставили подарок из дворца.

— Ну так отошли его обратно, как и все остальные.

Пусть не думает, что меня можно купить. Мы больше не дети. Это в детстве она могла сломать мою любимую игрушку, а потом отдать взамен свою. Нефертити по-прежнему думала, что ничего особенного не произошло, что Нахтмин — просто один из мужчин и что будут еще другие. Но я не такая, как она. Я не смогла бы сегодня целовать Ранофера, а завтра бросить его.

Но Ипу продолжала стоять и смотреть на меня.

— Возможно, этот подарок ты захочешь оставить.

Я нахмурилась, но все-таки поставила чай и прошла в дом. На столе стояла корзинка.

— Великий Осирис, что там?! — вырвалось у меня. — Оно шевелится!

Ипу улыбнулась.

— А ты посмотри.

По настоянию Ипу я подняла крышку корзины. Внутри сидела сжавшаяся, крохотная, перепуганная пятнистая кошечка, из той породы, какую могли позволить себе лишь самые знатные семейства Египта.

— Мив?!

Кошечка посмотрела на меня и жалобно замяукала, и я, позабыв обо всех своих намерениях, подхватила ее на руки. Она была такая маленькая, что помещалась у меня на ладони. А когда я прижала ее к груди, она замурлыкала.

— Вот видишь! — произнесла гордая собою Ипу.

Я опустила кошечку.

— Мы ее не оставим.

— Это он. А почему нет?

— Потому что это — подарок от моей сестры, а она думает, что котенок может заменить ребенка.

Ипу вскинула руки:

— Но ты одинока.

— Я не одинока. Ко мне целый день идут пациенты. И приходят родители.

Я посадила котенка обратно в корзину и осторожно закрыла крышку. Котенок тут же замяукал, и Ипу холодно посмотрела на меня.

— И нечего на меня так смотреть. Я его не убиваю. Просто отсылаю обратно.

Ипу безмолвствовала. Слышно было лишь жалобное мяуканье котенка.

Я возвела глаза к небу.

— Ну ладно. Но заботиться о нем будешь ты.

Когда ко мне пришли отец с матерью, их служанка принесла корзину с ненужными мне предметами роскоши из дворца. Отец нахмурился, увидев Ипу: она сидела, пригнувшись, у дивана, болтала веревочкой и тихо напевала.

— Что она делает? — спросил отец.

Служанка поставила корзину на стол, и мы все обернулись посмотреть Тут мелькнула серая лапка, послышался испуганный возглас, и веревочка исчезла.

— Это гадкое животное не выходит! — воскликнула Ипу.

— Что там такое? — Мать присмотрелась повнимательнее.

— Нефертити прислала мне котенка, — ровным тоном произнесла я. Отец внимательно посмотрел на меня. — Я оставила его только по настоянию Ипу.

Котенок стремительно пронесся через комнату и выскочил в коридор.

Мать улыбнулась.

— Как ты ее назвала?

— Это кот. Его зовут Бастет.

— Как покровительницу кошек, — одобрительно произнесла мать.

Отец посмотрел на меня с удивлением.

— Это была идея Ипу.

Мать принялась доставать из корзины белье из тонкого льна, а мы с отцом вышли в сад.

— Я слышал, тебя вчера навещала моя сестра.

— Она думает, что у нас есть шанс добиться успеха в Кадеше, — сказала я, ожидая, что же он ответит.

Отец положил руку мне на плечо.

— Такое возможно, Мутноджмет. Но я не стал бы этого ждать. Он ушел. Всем нам случалось терять любимых, ушедших к Осирису.

Я попыталась сдержать слезы.

— Но ведь не так же!

— Нефертити не знала, — сказал отец. — Она сейчас сама не своя. Ребенок должен родиться в конце тота, а лекари говорят, что, если она не начнет отдыхать и нормально есть, она его потеряет.

«Вот и хорошо. Пускай потеряет, — подумала я. — Пускай узнает, каково это — очнуться и понять, что тебя лишили самого дорогого». Но меня тут же затопило ощущение вины.