— Мутноджмет!

Я сощурилась — утренний свет бил мне в глаза.

— Нахтмин?

— Нет, Мутноджмет.

Это был мой отец. Я рывком приподнялась на локтях и огляделась. Тростниковые занавески на окнах были подвязаны, давая дорогу утреннему солнцу, а плитки пола блестели красным и синим. Все было великолепным: обтянутые кожей табуреты с перекрещивающимися ножками, отделанные драгоценными камнями ларцы и коробки для париков, ониксовые лампы, украшенные бирюзой. Но я была в замешательстве.

— Где Нахтмин?

Мать заколебалась. Она присела на мою кровать, и они с отцом переглянулись.

— Ты была очень больна, — сказала она наконец. — Ты помнишь праздник, милая?

И тут я все вспомнила. Смертный приговор, вынесенный Нахтмину, эгоизм Нефертити, болезнь, настигшая меня посреди дворца. Дыхание мое участилось.

— Что случилось? Чем я болела?

Отец сел рядом и взял меня за руку.

Мать прошептала:

— Мутноджмет, ты потеряла ребенка.

От ужаса я лишилась дара речи. Я потеряла ребенка Нахтмина. Я потеряла единственное, что связывало меня с ним, частичку его, которую мне следовало хранить вечно.

Мать убрала мне волосы с лица.

— Многие женщины теряют своего первого ребенка, — попыталась утешить меня она. — Ты молода. У тебя будут и другие дети. Надо возблагодарить богов, что они пощадили тебя.

Глаза ее наполнились слезами.

— Мы думали, что ты умираешь. Мы думали…

Я покачала головой:

— Нет, этого не будет.

Я села и откинула покрывало.

— Где Нефертити? — решительно спросила я.

— Молится за тебя, — серьезно произнес отец.

— В храме Атона?! — воскликнула я.

— Мутноджмет, она твоя сестра, — напомнил отец.

— Она — завистливая и себялюбивая царица, а не сестра!

Мать отшатнулась, а отец откинулся на спинку кресла.

— Она отослала военачальника прочь! — крикнула я.

— Так решил Эхнатон.

Но я не собиралась позволять отцу защищать ее. Только не на этот раз.

— А она это допустила! — обвиняюще заявила я. — Стоило Нефертити сказать хоть слово, и Эхнатон посмотрел бы на все сквозь пальцы! Мы могли бы срамить Амона на улицах, и если бы Нефертити этого хотела, он бы это допустил! Она — единственная, кого он слушает! Единственная, кто способен его контролировать! Это поняла и твоя сестра, и ты! И она позволила, чтобы Нахтмина услали! Она это позволила! — крикнула я.

Мать успокаивающе положила руку мне на плечо, но я стряхнула ее.

— Он умер? — спросила я.

Отец встал.

— Он умер? — повторила я.

— Он — сильный солдат, Мутноджмет. Страже велено было отвезти его на север, к границе с хеттами, и там отпустить. Он знает, что нужно делать.

Я закрыла глаза, представив, как Нахтмина бросают хеттам, словно кусок мяса собакам. По щекам моим потекли слезы, горячие и горькие, и отец обнял меня за плечи.

— Ты понесла тяжелую потерю, — сдержанно произнес он.

— Он никогда не вернется. А Нефертити ничего не сделала! — Горе затопило меня, и все внутри снова сжалось. — Ничего! — пронзительно вскрикнула я.

Мать прижала меня к себе и принялась покачиваться.

— Она ничего не могла поделать.

Но это было ложью.

Отец подошел к моему прикроватному столику и взял с него изысканный ларец, инкрустированный лазуритом и жемчугом.

— Она приходила сюда каждый день. Она принесла тебе этот ларец для твоих трав.

Я посмотрела на ларец. Он выглядел в точности как вещь, которую выбрала бы сама Нефертити. Замысловатый и дорогой.

— Она думает, что может купить меня за эту коробку?

За дверью послышались шаги, и слуга распахнул дверь.

— Идет царица!

Но я знала, что никогда не прощу ее.

Нефертити стремительно вошла в спальню, но мне в глаза бросилось одно — ее округлившийся живот. Увидев, что я в сознании, Нефертити остановилась и моргнула.

— Мутни?

Она принесла анк из бирюзы — возможно, благословленный в храме Атона.

— Мутни!

Нефертити подбежала и обняла меня, и я почувствовала на щеке ее слезы. Слезы моей сестры, которая никогда не плакала.

Я не шелохнулась, и Нефертити отодвинулась, чтобы посмотреть мне в лицо.

— Мутни, ну скажи что-нибудь! — взмолилась она.

— Я проклинаю тот день, когда боги решили сделать меня твоей сестрой.

У Нефертити задрожали руки.

— Возьми эти слова обратно!

Я молча посмотрела на нее.

— Возьми их обратно! — крикнула Нефертити, но я лишь отвернулась от нее.

Родители переглянулись. Потом отец сдержанно произнес:

— Иди, Нефертити. Дай ей время.

Сестра от изумления разинула рог. Она повернулась к моей матери, но и там не встретила поддержки. Тогда она развернулась и вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

Я посмотрела на родителей.

— Я хочу остаться одна.

Мать заколебалась.

— Но ты же еще не выздоровела! — запротестовала она.

— Здесь Ипу. Она позаботится обо мне. А сейчас я хочу остаться одна.

Мать посмотрела на отца, и они вышли. Я повернулась к Ипу. Та стояла надо мной, не понимая, что делать.

— Принеси мне мой ящик с травами, — попросила я. — Только старый. Мне нужна ромашка.

Ипу отыскала ящик, и я подняла тяжелую крышку. И застыла.

— Ипу, кто-нибудь заглядывал сюда? — быстро спросила я.

Ипу нахмурилась:

— Нет, госпожа.

— Ты уверена?

Я перебрала пакетики, но акация и вправду исчезла. Льняного мешочка с семенами акации не было!

— Ипу. — Я попыталась встать. — Ипу, кто мог сюда залезть?

— Ты о чем?

— Акация!

Ипу заглянула в ящик и прикрыла рот ладонью. Потом ее взгляд метнулся к моему животу — она поняла. Я схватила ящик и ринулась из покоев. Мои спутанные длинные волосы упали на плечи, льняная рубаха была не подпоясана.

— Где Нефертити? — крикнула я.

Некоторые слуги попятились. Кто-то прошептал:

— В Большом зале, госпожа, ужинает с визирями.

Я ухватила ящик покрепче. Я была настолько взбешена, что когда я распахнула двери в зал, напугав стражников, то даже не видела лиц сидящих там людей.