Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я легонько сжала его большую сильную руку, похолодевшую от осеннего ветра. Джейми перестал очищать арахис и вздохнул, расслабив плечи.
— А каким ты представлял Фрэнка? Таким, как на фотографии? — полюбопытствовала я, убирая руку. Джейми тут же зачерпнул новую порцию орехов.
— Нет. Ты ведь никогда не описывала его внешность.
На то была чертовски веская причина, — подумала я. — А ты никогда и не спрашивал. Что вдруг изменилось?
Он пожал плечами и продолжил с легкой ироничной улыбкой:
— Мне нравилось представлять его лысеющим коротышкой с брюшком. Хотя я не сомневался, что он умен, — ты никогда не полюбила бы дурака. И насчет очков я угадал. Только думал, что оправа у них золотая, а не черная. Из чего она, из рога? Или темного черепашьего панциря?
Я фыркнула, хотя его расспросы меня немного смущали.
— Это пластик. Фрэнк и правда не был дураком. — Отнюдь… — По спине пробежали мурашки.
— Он был честным человеком?
Раздался треск скорлупы, и очередная горсть орехов со стуком упала в таз. В воздухе чувствовался запах дождя и густой, сладковатый аромат арахиса.
— В основном да, — медленно ответила я, глядя на мужа. Он склонил голову над орехами, поглощенный процессом. — Конечно, у него были свои секреты. Как и у меня.
В любви всегда найдется место секретам — так ты сказал мне однажды… Однако сейчас между нами не осталось ничего, кроме правды.
Издав неопределенное шотландское хмыканье, Джейми бросил в таз последнюю пригоршню арахиса и посмотрел мне в глаза.
— Думаешь, ему можно доверять?
Ветер теребил его волосы, а лицо казалось темным на фоне облачного, но все еще яркого неба. Я невольно поежилась от жутковатого ощущения, что кто-то стоит у меня за спиной.
— Что ты имеешь в виду? — Мой голос дрожал от волнения. — Ведь когда-то ты доверил ему самое дорогое. Нас с Брианной.
— Тогда у меня не было выбора. А сейчас есть. — Он выпрямился, отряхивая ладони от остатков арахисовой шелухи, которую мигом подхватил порыв ветра.
Я сделала глубокий вдох, чтобы унять внутреннюю дрожь, и смахнула с лифа частички скорлупы.
— Сейчас есть? Хочешь сказать, тебя интересует достоверность описанных в книге событий?
— Да.
— Фрэнк был историком, — твердо заявила я, не решаясь обернуться. — Он бы не стал подтасовывать факты. Не смог бы. Как Роджер не стал бы менять текст Библии. А ты — намеренно лгать мне.
— Тебе ли не знать, что такое история, — отрезал Джейми и встал, хрустнув коленными суставами. — А насчет лжи… все порой лгут, саксоночка. И я не исключение.
— Но со мной ты был честен.
Джейми не стал оспаривать мое утверждение.
— Захватишь миску? — бросил он, вынося таз во двор.
Ветер тут же надул его рубашку, словно парус. Из-за гор наползали тучи, запах дождя в воздухе стал еще острее. Вот-вот разразится буря.
Меня охватило странное чувство, к которому примешивалось возбуждение. Входная дверь была открыта нараспашку, парусиновый полог сдвинут в сторону. Ветер со свистом проносился мимо, задувая под юбки, и мчался в дом; в хирургической позвякивали стеклянные пузырьки, в кабинете Джейми шуршали бумаги.
По дороге на кухню я заметила у мужа на столе книгу Фрэнка и, поддавшись внезапному порыву, зашла в кабинет. Но сперва невольно оглянулась, хотя поблизости никого не было.
«Душа мятежника: шотландские корни Американской революции». Фрэнклин У. Рэндолл.
Книга лежала раскрытыми страницами вниз. Обычно Джейми никогда так не поступал. Он обязательно использовал что-то вместо закладки — листья деревьев, птичьи перья, ленту для волос… Однажды я раскрыла книгу, которую он читал, и обнаружила там высушенное тельце раздавленной ящерки. Джейми всегда закрывал книгу, чтобы не повредить переплет.
Фрэнк смотрел на меня с обложки спокойным, непроницаемым взглядом. Я слегка коснулась его лица под прозрачной пленкой, чувствуя смутную печаль, раскаяние и, признаться (какой смысл таить секреты от самой себя?), облегчение. Все давно в прошлом.
Как ни странно, ощущение чьего-то присутствия за спиной исчезло, стоило мне зайти в дом.
Я взяла книгу, чтобы закрыть ее, и невольно заглянула внутрь. Вверху страницы значился заголовок: «Глава 16. Партизанские отряды».
Захватив большую миску из кремового фарфора (Джейми привез ее из Салема), я вышла на улицу. И даже не взглянула на книгу, которая — теперь должным образом закрытая — осталась на столе, однако подспудно чувствовала ее присутствие.
Джейми принялся вывеивать арахис, пересыпая горсти смешанных с шелухой орехов из одной руки в другую. Ветер подхватывал и уносил легкие скорлупки и кожицу, а более тяжелые ядрышки со звонким стуком падали в миску. Дуновение усиливалось, грозя превратиться в настоящий ураган, сметающий все на своем пути — включая орехи. Я присела возле миски, выуживая остатки скорлупы.
— Значит, ты прочел книгу? — спросила я через некоторое время. Джейми молча кивнул, не глядя на меня. — Ну и как тебе?
Муж снова хмыкнул по излюбленной шотландской привычке, с бряцаньем отправил в миску последнюю порцию арахиса и опустился рядом со мной на траву.
— Думаю, паршивец написал ее для меня, — резко выпалил он.
Я округлила глаза.
— Для тебя?
— Да. Он словно говорит со мной. — Джейми смущенно приподнял плечо. — Между строк. По крайней мере, мне так показалось. Хотя, может, я просто схожу с ума. Это самое логичное объяснение. Но все же…
— Говорит с тобой?.. В тексте есть что-то, имеющее отношение к нам? — осторожно спросила я. — По-моему, это неизбежно. Учитывая, в каком месте и времени мы сейчас живем.
Он вздохнул и поежился, словно рубашка вдруг стала ему мала, — хотя надуваемая ветром ткань свободно вздымалась на плечах, подобно парусу. Я давно не видела его таким, и сердце сжалось от неясной тревоги.
— Фрэнк… — Джейми тряхнул головой, подбирая слова, и упрямо повторил: — Он говорит со мной. Фрэнк знает меня — знает, кто я, — с нажимом произнес муж и посмотрел мне в лицо. Его голубые глаза казались темно-синими. — Он знает, что за шотландец отнял у него жену, и обращается напрямую ко мне. Будто стоит за спиной и шепчет на ухо.
Я невольно отшатнулась, и Джейми удивленно моргнул.
— Звучит жутковато, — сказала я, ощущая неприятный холодок в затылке.
Улыбнувшись уголком губ, Джейми прервал свое занятие и взял меня за руку. Это меня немного успокоило.
— Мне тоже не по себе, саксоночка. Не то чтобы я возражал — в конце концов, каждый имеет право говорить что вздумается. Вот только зачем?
— Ну… Может… — неторопливо сказала я. — Что, если он сделал это ради нас?
Я кивнула в