За славой Маргелов не гнался. А в остальном... основания для таких разговоров были.

Тот, кто хоть однажды находился в шкуре десантника, доподлинно знает, что БМД-1 — не «Жигули» и даже не газик. Едва боевая машина сошла с конвейера, как некто, явно не лишенный черного юмора, окрестил ее «Братской могилой десанта». Знал ли об этом прозвище командующий? Безусловно. Потому-то и доверил осуществление сложного эксперимента далеко не безразличным ему людям — сыну Александру Васильевичу Маргелову, офицеру Научно-технического комитета ВДВ, и Леониду Гавриловичу Зуеву.

В армейской судьбе Леонида Зуева Маргелов-старший сыграл едва ли не решающее значение. Василий Филиппович был его кумиром, а парашютный спорт — многолетним увлечением, порой граничащим с серьезным риском. Акробатика в воздухе в начале шестидесятых годов лишь только набирала обороты, а спортсмены все усложняли и усложняли трюки. Один из них — полет за самолетом на тросе на высоте 100 метров — и продемонстрировал Л. Г. Зуев в 1968 году на глазах заместителя министра обороны СССР С. Л. Соколова. Маргелов знал, что в определенный момент Зуев должен был «расстаться» с прицепкой, но ничего не сказал об этом Соколову, и когда самолет, набрав скорость, пошел на очередной круг, Зуев отцепился от буксира и дернул кольцо. Командующий заметил, как непосвященные в трюк невольно вздрогнули, кто-то из слабонервных даже ахнул, а спасительный купол уже доставлял воздушного акробата на землю целым и невредимым. Замминистра, расчувствовавшись, тут же наградил Леонида Гавриловича именными позолоченными часами и добавил: «За ваше мужество». Награда такого рода для заслуженного мастера спорта была далеко не последней.

Итак, сложный эксперимент с БМД Леониду Зуеву предстояло провести в паре с Александром Маргеловым. Государственный научно-исследовательский институт ВВС имени В. П. Чкалова категорически отказался дать разрешение на десантирование людей в боевой машине, поскольку экипаж не имел индивидуальных средств спасения. Отрицать этого и не требовалось. Но имей даже десантники за плечами парашют, вряд ли им можно было воспользоваться.

— Но почему все-таки сын? — спросил командующего ВДВ маршал А. А. Гречко, когда В. Ф. Маргелов доложил министру о подготовке к эксперименту.

— Мне пришлось видеть немало слез жен и матерей, оплакивавших погибших мужей и сыновей. Вместе с моим сыном будет прыгать мастер парашютного спорта майор Зуев. Он мне тоже как сын.

Кроме этической стороны дела имелась и канцелярская, кадровая. Маргелов-младший, взвесив все серьезно и основательно, написал рапорт о включении в состав группы по проведению десантирования в боевой машине десанта. Обратимся к интервью, которое он дал газете «Гвардия России» в 2004 году:

Командующий ВДВ дал указание специалистам готовить к десантированию боевую машину с двумя членами экипажа внутри нее на парашютно-платформенных средствах. Десантники хорошо понимали, что командующий шел на определенный риск: не сработай парашютная система — и люди могли погибнуть. Но он рисковал разумно, принимая все меры к тому, чтобы раскрытие многокупольной системы прошло нормально.

Многие люди, знавшие о подготовке к эксперименту, тем более готовившие его, понимали, что, подходя к этому чисто по-человечески, несомненно, далеко не каждый военачальник пошел бы на то, чтобы посадить в эту машину своего сына, подвергая опасности его жизнь. Такое решение командующего вызвало неоднозначную реакцию. Некоторые недоумевали, другие осуждали, но абсолютное большинство офицеров-десантников и летчиков военно-транспортной авиации восхищались решительностью командующего.

Такой эксперимент планировалось провести впервые не только в истории отечественных Воздушно-десантных войск, но и в мире. Подготовка к первому в мировой и отечественной практике десантированию людей внутри боевой техники проводилась Научно-техническим комитетом ВДВ в тесном контакте с конструкторским бюро Московского агрегатного завода "Универсал", многолетним головным разработчиком средств десантирования техники ВДВ, руководимым главным конструктором Алексеем Ивановичем Приваловым, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий СССР. Одновременно в ГНИЙ авиационной и космической медицины (ГНИИАКМ) проводились физиологические испытания (копровые сбросы) по переносимости ударных перегрузок, Действующих на человека при такого рода десантировании. Начальник института генерал-майор медицинской службы Николай Михайлович Рудный лично контролировал эту работу.

Внутри машины были установлены космические кресла типа "Казбек" разработки главного конструктора завода "Звезда" Героя Социалистического Труда Гая Ильича Северина.

Первые копровые сбросы в кресле "Казбек" пришлось опробовать на себе. Все "мелочи" докладывались руководству, а зачастую — напрямую командующему, имя которого открывало вне очереди двери кабинетов любых начальников для быстрейшего согласования многочисленных важных документов. А командующий требовал: быстрее, быстрее!

Большую помощь оказывал генерал И. И. Лисов. При необходимости он выезжал вместе со мной, молодым сотрудником НТК, на завод, на проведение копровых сбросов, в общем, куда требовалось. А позже в Москву был вызван Леонид Зуев, и работа пошла веселее.

Совместная интенсивная работа всех участников подготовки к эксперименту обеспечила возможность его проведения уже к концу 1971 года. Дальше, по всем правилам, комплекс "парашютная система — машина — человек", получивший кодовое название "Кентавр", должен был пройти государственные испытания в ГКНИИ ВВС имени Чкалова. "Кентавр" — потому, что механик-водитель БМД при движении машины "по-походному" высовывается из нее по пояс — отсюда аналогия, кстати, мгновенно понятая командующим ВДВ и потому им утвержденная.

И вот, наконец, после переноса эксперимента из-за запрета министра обороны...